"Шломо Вульф. Глобус Израиля" - читать интересную книгу автора

навеки. Чтобы погромщиков каждое общество боялось как огня. Все. Родина для
меня кончилась. Я всегда был ей искренне предан, я не мыслил о
предательстве. Но на предательство можно ответить только той же монетой.
Завтра же еду к этой, как ее, "сионистке Дине" и узнаю всю процедуру
переселения в Израиль. Никаких америк и канад. Всюду рано или поздно будет
то же самое. Только в Израиль -- целевым назначением, для его и нашего
спасения от гибели! Я стерплю все унижения и отмену всех рукопожатий.
Хватит!..
Процедура оказалась достаточно простой. В 1990 не было уничижительных
собраний, где евреи первыми истерически-фальшиво клеймили отъезжающих. Ни
один не удивился, что профессор Айсман уезжает в Израиль. Куда же еще ехать
еврею? Тем более никто не удивился, что он вообще уезжает, покидает родину
навсегда -- какой идиот не покинет ее при такой уникальной возможности, кроме
русских, у которых, как всем известно, родины нет... Даже те, кто достаточно
холодно относился к Артуру и евреям вообще, смотрели с откровенной завистью.
Мировоззрение изменилось буквально за год -- евреи стали превилегированной
частью великого советского нерода, им одним разрешено с этим народом
расстаться. Артур купался в лучах доброй зависти и всеобщей поддержки,
слушал еврейские песни с израильских кассет, Марк носил на шейной цепочке
моген-давид на зависть ребятам с крестиком на груди: он уже почти
иностранец. Директор сиял партийной улыбкой, подписавая доктору Айсману
блестящую характеристику для ОВИРа: "Почти израильтянин, Артур Евссевич?" --
заискивающе, как с иностранцем, произнес он, прощаясь. Откуда-то вдруг
появилось уважительное это слово "израильтянин", почти инопланетянин, такое
красивое, уважительное после заставляющего вечно вздрагивать на улице, в
очереди, в трамвае слов "еврей" или жид... Эйфория длилась почти до
последних дней в Москве, когда Айсманы впервые пришли на Ордынку не на
дружескую тусовку, а уже в огромную гудящую очередь, просачивающихся с
документами в калитку голландского посольства с израильским флагом на мачте
в центре дворика. В очереди Артур впервые в своей жизни увидел евреев, своих
будущих соотечественников, евреев России, Украины, Кавказа, Средней Азии,
Молдавии, услышал интонации, знакомые до сих пор только по антисемитским
анекдотам. Поразила карикатурность публики, наглость тех, кого он
презрительно привык называть грузинами, до него вдруг дошло, что не элита
России -- москвичи, а вот эта разношерстная беспардонная и замученная публика
будет отныне и до конца жизни его народом, ибо паспорт он сдал, за отказ от
советского граждантва заплатил, с работы уволился, из Москвы выписался...
Согревала только одна мысль: скорее заинтересовать их растворителем, дальше
-- работа в западной науке, там этих всех не будет, вокруг только бывшие
советские и израильские профессора, неслыханные условия на работе,
персональный компьютер вместо "машинного времени" в очередь на допотопной
институтской ЭВМ, занимающей полэтажа огромного здания, а там, Б-г даст,
квартира, а то и машина... Скорей бы! Внутри дворика была упорядоченная
суета. Поразила четкая организация работы чиновников. В лихорадочном
возбуждении, панически боясь даже здесь вездесущего КГБ, он рискнул
обратиться к шустрому молодому человек с бородкой: "Вы работник посольства?"
"Какие проблемы?" -- торопливо, но веживо ответил он, неохотно
останавливаясь. Артур привык, что все израильтяне, которых он видел здесь и
на тусовках у синагоги, преимущественно какие-то странные, словно ряженные
религиозные, всегда куда-то лихорадочно спешили... Этот выслушал начало