"Ричард Райт. Черный (Библиотека литературы США)" - читать интересную книгу автора

страхом. Пожимая сейчас ребятам руки, я поступал так, как мне потом
приходилось поступать бессчетное число раз: я делал то, чего от меня ждали
другие, хотя все во мне противилось.
Когда я уже пережил потрясения детства, когда во мне родилась привычка
размышлять, я часто думал о том, что у негров, по сути, нет истинной
доброты, я думал о том, как непрочна наша нежность, как мало в нас
подлинной страстности, как бескрыла наша надежда и как робка радость, как
бедны наши традиции, как скудны воспоминания, как жестоко мы обделены теми
неуловимыми чувствами, которые связывают людей друг с другом, как
легковесно само наше горе. Когда я узнал, что есть другая жизнь, я понял,
какая это горькая ирония считать, что жизнь негра наполнена яркими
страстями. Я увидел, что за богатство чувств люди принимают паши
обреченные метания в ловушке, наши поражения, наш страх, нашу ярость.
И всякий раз, как я думал о том, до чего же бесцветна жизнь негров в
Америке, я вспоминал, что неграм ведь так и не позволили приобщиться к
западной цивилизации, они живут, казалось бы, в ней и в то же время вне
ее. И еще, когда я размышлял о бедности негритянской культуры, я задавал
себе вопрос, в самом ли деле человек от рождения наделен способностью
любить, испытывать чистую, гордую нежность, хранить верность, поступать
благородно, помнить? Может быть, эти качества человек должен воспитывать и
лелеять, может быть, за них надо бороться и страдать и передавать как дар
от одного поколения к другому?
Бабушкин дом в Джексоне привел нас с братишкой в восторг, мы сразу
принялись его исследовать. Дом был двухэтажный, в семь комнат. В длинных
узких коридорах и под лестницей хорошо было играть в прятки. Этот дом
купил бабушке ее сын, дядя Кларк, и, когда я любовался белыми
оштукатуренными стенами, парадным и черным крыльцом, круглыми колоннами и
балясинами, мне казалось, что во всем мире не найти дома красивее.
За домом начинались просторные зеленые поля, мы с братом пропадали там
целыми днями: бродили, играли, с воплями носились друг за другом. И еще
были в Джексоне тихие соседские ребятишки, перед которыми мы с братом
страшно важничали, потому что уже так много повидали в жизни. Мы с
гордостью рассказывали им, как ехали на поезде и плыли на пароходе "Кейт
Адаме", рассказывали про желтую сонную Миссисипи, про нашу жизнь в
Мемфисе, про то, как я убежал из приюта. И всякий раз намекали, что мы
здесь ненадолго, через несколько дней уедем еще и не в такие интересные
места, увидим еще и не такие чудеса...
Чтобы сводить концы с концами, бабушка держала жилицу, учительницу
Эллу, молоденькую мулатку, такую рассеянную, мечтательную и молчаливую,
что я и боялся ее, и тянулся к ней. Я давно порывался расспросить ее о
книгах, которые она все время читала, но никак не мог набраться храбрости.
Однажды после обеда я застал ее на крыльце одну, она сидела и читала.
- Элла, что вы читаете? Расскажите мне, пожалуйста, - умоляюще попросил
я.
- Просто так, книгу, - уклончиво ответила она, настороженно
оглядываясь.
- А про что она? - допытывался я.
- Я не могу говорить с тобой о книгах, бабушка рассердится, - сказала
она.
В ее голосе я уловил нотку сочувствия.