"Джон К.Райт. Неспящий в ночи " - читать интересную книгу автора

отключили питание (полстраны, питавшейся от станции Изобильной, жило в
темноте), место это было тихим и уединенным.

Среди самых ранних моих воспоминаний - один сон, повторявшийся в
детстве так часто, что я заполнил целую тетрадь дневника каракулями букв и
неумелыми рисунками, пытаясь передать увиденное. Мне было семь лет, когда
умерла мать и ее сияющий гроб опустили в серебристое сияние Великой Бездны -
Отец стал чужим и холодным. Он отослал моего брата Ариона подмастерьем к
мастерам сопротивления материалов. Тимелоса (он был моложе меня) отдал на
воспитание тете Элегции в Форкорте, Патриция приняла святой обет, а Фития
осталась с отцом вести дом и распоряжаться прислугой. Меня тоже отослали на
полный пансион в северную школу шестьсот первого уровня. Длинные пролеты
Полярной лестницы светятся мраморным сиянием арок, подсвеченных древними
светильниками, а вокруг в горшках растут секвойи. В школе тот сон уже не
повторялся.
Но пока я приходил в себя в отцовском доме, сон вернулся. Он больше не
пугал меня, потому что все, связанное с детством, даже горестное, обладает
своеобразным очарованием.
Мне снились двери.
Высокие двери, выкованные из материала, блестевшего червонным золотом и
бронзой (позже я узнал, что металл этот называется "орихалькум" и секрет
этого сплава утерян в древности). Двери украшали барельефы, изображавшие
сцены прошлого - и того, что должно случиться.
И во сне меня преследовал ужас, что они откроются.
Мы с отцом предпочитали обедать наедине, без прислуги. Обеденный зал
окружен колоннадой, просторен и мрачен. За окнами, за вентиляционной шахтой,
я часто видел огоньки свечей в окнах наших соседей. Некогда свечи
использовались только для торжеств, потому что правила, запрещающие открытый
огонь внутри пирамиды, были тогда строже. Вид свечей, зажженных только для
того, чтобы давать свет, печалил меня.
Иногда вечерами с далеких верхних уровней города доносилась музыка, а
один раз я слышал шорох перепончатых крыльев, несущих мальчика-курьера (для
такой службы требовались гибкие маленькие мальчики), спускавшегося по
вентиляции с поручением мастера жизнеобеспечения или, может быть, самого
кастеляна, слишком срочным, чтобы ожидать лифта.
Стол наш был сделан из дерева, выращенного на подземных уровнях
мастером, постигшим искусство резать и скреплять живую материю. Таких
искусников называли плотниками. Положение моего отца было так высоко, что
это изделие ему доставили на лифте. Однако он так и не выбрал для своих
детей другого дома.
Отец мой - крупный, высокий человек с пронзительным взглядом горящих
глаз на мягком лице и длинными усами.
Мне снятся иные жизни, и некогда, в доисторическом мире, я - смуглый
дикарь, худой, сильный, храбрее, чем мне когда-нибудь мечталось, погиб в
когтях тигра. Шкура зверя казалась ярче всего, что осталось ярким в нашем
мире, и сияла оранжевым и черным, когда он уходил в заросли под солнцем,
жарким как топка. Я гадал, что сталось с его потомками, обитавшими на
континенте, поглощенном океаном еще до того, как высохли моря и умерло
солнце. Тот вымерший зверь немного напоминал мне отца.
Его лысая макушка обрастала новыми волосами, как случается иногда у