"Алан Уотс. Книга о табу на знание о том, кто ты " - читать интересную книгу автора

собранными вместе или, возможно, когда-то составляли нечто целое,
развалившееся затем на куски. И при этом мы верим, что сами представляем
один из таких объектов. Мы смотрим на каждую деталь мира в отрыве от всех
остальных - как он сам по себе рождается и умирает. Поэтому мы в лучшем
случае видим в нем лишь фрагмент чего-то целого или заменимую деталь
какой-то большой машины. Крайне редко мы ясно видим, что так называемые вещи
и события "идут вместе", как голова и хвост кошки, как отдельные звуки и
интонации - нарастающие и угасающие, высокие и низкие - одного поющего
голоса.
Другими словами, мы не играем в Игру в Черное-и-Белое - великую
вселенскую игру в верх-и-низ, наличие-и-отсутствие, объекты-и-пространство,
каждый-и-все. В противоположность этому мы играем в Игру
Черное-против-Белого, или как чаще бывает, в Игру Белое-против-Черного. Ведь
когда скорость чередования противоположностей незначительна, как бывает в
случае дня и ночи или жизни и смерти, у нас создается впечатление, что
темный или отрицательный аспект мира нам навязывается вопреки нашей воле. А
затем, не понимая того, что положительный полюс и отрицательный полюс
взаимосвязаны, мы начинаем опасаться, что Черное может победить в Игре.
Однако Игра Белое-должно-победить - это уже не игра. Это борьба, которой
сопутствует чувство хронического разочарования, потому что в ходе борьбы мы
стараемся сделать что-то столь же бессмысленное, как попытки сохранить горы,
но избавиться от долин.
Основная форма этой борьбы называется Жизнь-против-Смерти. Это так
называемая борьба за выживание, которая, как предполагается, является
реальной, серьезной задачей всех живых существ. В данном случае иллюзия
держится на том, что (а) эта борьба временно успешна (мы продолжаем жить до
тех пор, пока не умрем) и что (б) жизнь требует, от живущих усилий и
изобретательности. Последнее, впрочем, верно и в отношении игр, которые не
подразумевают серьезной борьбы. Насколько мы знаем, животные не одержимы
постоянным беспокойством о болезнях и смерти так, как мы, потому что они
живут настоящим. Тем не менее они вступают в борьбу, когда ощущают голод или
подвергаются нападению. Однако мы должны быть внимательными, когда говорим о
животных в качестве модели "совершенно естественного" поведения. Ведь если
"естественным" называть "доброе" или "мудрое", несомненно, что люди могут
проявлять себя лучше, чем животные, хотя так случается далеко не всегда.
Люди относятся к смерти как к большому пугалу, и особенно это
характерно для представителей Западного мира. Причина этого, вероятно,
кроется в том, что не так давно повсеместно было распространено христианское
поверье, согласно которому за смертью последует ужасный Страшный Суд, на
котором будут решать, куда приписать грешника - на временные муки в
Чистилище или па вечную агонию в Ад. Сегодня же более популярно мнение о
том, что после смерти мы попадаем в вечную пустоту. Пытаясь вообразить себе
это своеобразное переживание, мы прежде всего думаем о человеке, которого
заживо похоронили и держат под землей вечно. Нет больше друзей, солнечного
света и пения птиц - только тьма и тьма без конца.
Не уходи по своей воле в эту ночь, что тьмою манит...
До последнего борись за свою жизнь и света танец.
С помощью воображения невозможно представить себе абсолютную пустоту, и
потому этот пробел заполняют наши фантазии. Нечто подобное происходит в
экспериментах по изоляции органов чувств (experiments with sensory