"Джин Вулф. Воин тумана ("Soldier" #1)" - читать интересную книгу автора

чернокожему, что с места не сдвинусь, пока не запишу в свой дневник об
этом речном существе.
Итак, кожа его была белее пены, а борода - черная, курчавая, сперва я
даже решил, что она просто перепачкана илом. Он был плотного сложения,
этакий здоровяк - в армии такими обычно бывают люди из богатых семей, а не
профессиональные воины. Он был ничуть не жирный, напротив, очень крепкий и
мускулистый, а голову его украшали короткие, как у быка, рога (*10). Глаза
его искрились весельем и отвагой, он словно говорил: "Да мне любую
крепость взять ничего не стоит!" Когда он махнул рукой, то вроде бы хотел
сказать, что мы еще встретимся. Да и мне бы не хотелось забывать его. Река
его так прохладна и спокойна! Она бежит с гор и спешит напоить эти земли.
Пусть напоит еще разок и меня, и мы с чернокожим двинемся дальше.


Вечер. Лекарь конечно же покормил бы меня, если бы я сумел его найти;
но я слишком устал, чтобы идти куда-то. К концу дня я все больше слабел и
еле переставлял ноги. Когда чернокожий попытался поторопить меня, я
знаками объяснил ему, чтобы он шел вперед один. Он покачал головой и,
по-моему, стал ругаться всякими нехорошими словами и даже замахнулся
копьем, словно собирался меня ударить. Я выхватил Фалькату. Он бросил
копье и подбородком (так он всегда делает) показал мне назад. Там, в лучах
солнца, по равнине рыскали всадники. Их было не меньше тысячи! Четкие тени
на земле были видны отчетливо, хотя самих всадников скрывали клубы пыли,
вылетавшей из-под копыт лошадей. Какой-то воин, раненный в ногу, которому
идти было еще труднее, чем мне, сказал, что у нашего противника все
пращники и лучники из рабов Спарты, и если бы некто (он назвал мне имя, но
я его не помню) был еще жив, то мы легко могли бы повернуть и разбить это
войско. И все-таки мне показалось, что сам он этих спартанцев боится.
Мой чернокожий приятель уже разжег костер и ушел на поиски пищи в
лагерь. Я чувствую себя так плохо, что, видимо, никакой ужин меня уже не
спасет и завтра я умру - но в плен к этим рабам не попаду, просто рухну на
землю, обниму ее и попытаюсь натянуть ее на себя, как плащ. Те воины, язык
которых я понимаю, много говорят о богах и проклинают и этих богов, и всех
на свете, и самих себя в первую очередь. Мне кажется, когда-то и я знавал
богов; я помню, как молился рядом с матерью на пороге скромного храма,
стены которого были увиты виноградом. Но имени того божества я теперь не
помню. И даже если б я мог призвать его на помощь, вряд ли он откликнулся
бы на мой зов. Родные края конечно же очень далеко сейчас от меня, и очень
далека отсюда скромная обитель того божества.


Я собрал немного топлива и подбросил в костер. Стало светлее, теперь
мне удобнее писать. А писать я должен, мне нельзя забывать то, что
случилось со мною. Ведь тот знакомый туман непременно вернется, и тогда
все канет в забвение, так что вся надежда на этот дневник.
Я ходил на берег реки. Там я обратился к ней и сказал: "Я не знаю иного
бога, кроме тебя. Завтра я умру и уйду под землю, как и все мертвые. Молю
тебя об одном: пусть мой чернокожий спутник будет счастлив, ибо он стал
мне больше чем братом. Вот мой меч, этим мечом я мог бы убить его. Прими
же мою жертву!" И я бросил свою Фалькату в воду.