"Джин Вулф. Тень палача." - читать интересную книгу автора

- Сколько раз я объяснял, что ни одно слово, сказанное пациентом во время
допроса, не должно достигнуть твоих ушей?
- Много раз, мастер.
- И, видимо, попусту. Не за горами день возложения масок, Дротт с Рошем
сделаются подмастерьями, а ты - капитаном учеников. Именно в таком духе ты
будешь наставлять мальчишек?
- Нет, мастер.
Поймав, многозначительный взгляд Дротта, стоявшего за спиной мастера
Палаэмона, я понял: он знает, кто такой Водалус, и объяснит мне, как
только выдастся удобный момент.
- Некогда подмастерьев нашей гильдии лишали слуха. Быть может, ты хочешь
вернуть те дни, Северьян? И не держи рук в карманах, разговаривая с
мастером.
Я нарочно сунул руки в карманы, чтобы отвлечь его гнев, но теперь,
выполняя приказ, нащупал монету, данную мне Водалусом накануне. Страх,
пережитый в схватке, совсем было вытеснил ее из памяти, а вот теперь вдруг
до судорог захотелось взглянуть на нее - но мастер Палаэмон не сводил с
меня своих блестящих линз.
- Когда пациент говорит, ты, Северьян, не должен слышать ничего.
Представь себе, что это - мышь, чей писк не имеет для людей ни малейшего
смысла.
Я сощурил глаза, показывая что изо всех сил стараюсь представить себе эту
мышь.
На всем протяжении долгого, утомительного подъема в классную комнату я не
мог избавиться от жгучего желания взглянуть на тоненький металлический
диск, который сжимал в кулаке, однако шедший позади (это был Евсигниус,
один из самых младших учеников) непременно увидел бы все. Ну, а в классе,
где мастер Палаэмон монотонно читал урок над трупом десятидневной
давности, монета привлекла бы к себе всеобщее внимание, и я не осмелился
вынуть ее из кармана.
Удобный момент выдался лишь к вечеру, когда я спрятался в развалинах стены
среди сверкающих на солнце мхов. Некоторое время я не решался разжать
подставленный под солнечный луч кулак - боялся, как бы разочарование не
оказалось больше того, что я смогу вынести.
Нет, не оттого, что для меня так уж важна была ценность монеты. Хоть я и
стал взрослым, денег у меня было столь мало, что любая монетка сошла бы за
улыбку фортуны. Скорее - оттого, что монета, которая вот-вот утратит всю
свою таинственность, была единственным звенышком, связывавшим меня с
прошлой ночью, единственной нитью, ведшей к Водалусу, прекрасной женщине в
плаще с капюшоном и толстяку, на которого я налетел в темноте,
единственным трофеем, вынесенным из схватки на краю отверстой могилы.
Другой жизни, кроме гильдейской, я прежде не знал, и теперь она, в
сравнении с блеском клинка экзультанта и раскатистым эхом выстрела среди
надгробий, казалась мне такой же серой, как моя рваная рубаха.
И все это могло исчезнуть в один миг, стоило лишь разжать кулак!
Наконец, испив сладкий ужас до последней капли, я взглянул на монету. Та
оказалась золотым хризосом. Я тут же сомкнул пальцы, боясь, что ошибся и
принял за золото медный орихальк, и подождал, пока не наберусь храбрости
разжать кулак снова.
Впервые в жизни я держал в руках золото. Орихальки видел во множестве, а