"Виталий Владимиров. Северный ветер с юга (Повесть)" - читать интересную книгу автора Похоже было, что Болотников забыл обо мне и сам для себя устроил вер-
нисаж. В этом затхлом полуподвале не было и тени официальной торжествен- ности выставочного комплекса, когда полотна неприкасаемо молчат со стен, здесь они кричали вместе с создателем, их можно было кинуть в ссылку, в угол и снова вернуть на колченогий пьедестал. Бородатый творец то мрач- нел, то довольно улыбался и только приговаривал: "Ай, да Болотников... Ой, да Егор..." Но одну картину он рассматривал долго. Ощущение от полотна было та- кое, будто заглянул через жерло вулкана в обжигающее нутро Земли и от черных потрескавшихся стенок кратера сквозь белое, желтое, оранжевое па- даешь, затаив дыхание, в извивающийся красно-багровый центр. Я на миг отвернулся и снова взглянул. Сомнений не было - над центром дрожало ма- рево жара, и это был не обман зрения, а материальная реальность. - Что это? - спросил я у Егора почему-то тихо. - "Красная яма", - ответил он задумчиво и повторил, - красная... яма... - Как же это сделано? - не выдержал я. - Не понимаю, но ощущение та- кое, что она дрожит, как мираж, особенно в центре. - Ага, как мираж, - подтвердил Болотников и как бы очнулся. - Как сделано, говоришь? А никому потом не разболтаешь мои секреты? И он повернул картину ко мне боком. В раму были вбиты десятки, нет, сотни гвоздиков. От каждого из них, пересекая полотно в различных нап- равлениях, были натянуты нити. Они были также окрашены в различные цвета и, проходя поверх полотна, совпадали с ним по цвету или контрастировали, создавая тем самым эффект миража. ванное двухмерное пространство. Сколько художников бились над тем, чтобы создать иллюзию перспективы, объема, игры света и тени... - Выдумка не моя, - усмехнулся Егор. - Но здесь к месту пришлось. Мы смотрели на "Красную яму". Она манила, засасывала, обжигала... - Здорово, Егор. Спасибо тебе... Мне трудно объяснить почему, но я вижу и знаю, что плохой, недостойный человек не смог бы написать такие картины, как ты... Счастливый ты человек, Егор. Умел бы я рисовать, на- писал бы портрет. Женский... Портвейн опять позвал нас под свои красные знамена. Мы выпили, потом допили, Егор называл меня старым, говорил, что научит писать красками... - Счастливый я, говоришь? - Егор словно вспомнил сказанное мной. - Нет, не знаю я, что такое счастье, как говорит ваша бутылка шампанско- го... Знаю только, что талант - это крест, проклятие. Я не могу смотреть на мир впрямую, широко открытыми глазами, настолько мне все кажется нес- терпимо ярким. Когда пишу картину, волнуюсь до дрожи в пальцах - такой удивительной она мне видится, а когда заканчиваю, то знаю, что она только бледное подобие желаемого. - Ну, что ты Егорушка, - мягко сказал я ему. - Талант не может быть проклятием. Верно, он заставит забыть о еде, разбудит ночью и потребует такой концентрации всех духовных и физических сил, что никакого здоровья не хватит. Зато... - Во-во, - перебил меня Егор, - потому мы с тобой и хлебаем из одной больничной миски. За все надо платить. За все, старый. - Расплата?.. Расплата за талант?.. Не думаю. Вот если тебе дано, а ты ничего не сделал, не создал, тогда другое дело. - А что, может ты и |
|
|