"Виталий Владимиров. Северный ветер с юга (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Ехали мы сначала на троллейбусе, потом в метро, потом в автобусе, по-
ка не попали в квартал новых блочных домов. Егор по пути с интересом
расспрашивал меня о киностудии и я рассказал ему о Косте Гашетникове, о
Виталии Вехове, о Коле Осинникове, про "Ночь открытых дверей", о фильме
"Карусель" и про приключения бутылочки водки. Егора особенно заинтриго-
вала мультипликация, он тут же начал добродушно фантазировать, какие
можно было бы сделать забавные игрушки в сценке встречи Нового года с
шампанским. Но по-настоящему его заинтересовал рисованный звук.
- Как рисованный? Неужели звук можно нарисовать? А если можно, зна-
чит, я могу нарисовать себе какой хочу звук? - засыпал меня вопросами
Егор.
- На кинопленке, рядом с изображением, - объяснил я Егору, - то есть
рядом с кадриками, идет звуковая дорожка. Она похожа на запись электро-
кардиограммы, ну, как у нас в кардиологическом кабинете. Вот и придумал
кто-то - если на кинопленке нарисовать кривые квадратики или треугольни-
ки или просто какой-то орнамент, то получится звук, которого не сущест-
вует в природе. Хотя в принципе все музыкальные инструменты, созданные
человеком, издают звуки, которых нет в природе.
- В наоборот нельзя? - загорелся Егор. - Чтобы я, например, нарисовал
картину, а какой-нибудь прибор, бродя своим лучом по ней, извлекал бы
симфонию или концерт для балалайки с оркестром?
- Может быть, это и возможно, но пока я о таких приборах не слыхал.
- Жаль, - вздохнул Егор. - У меня иногда, когда я пишу картину, в ду-
ше такая музыка звучит...
Мастерская оказалась в полуподвале. Егор отомкнул навесной замок и в
лицо ударил запах пыльного, нежилого, давно непроветриваемого помещения.
Затоптанный пол, кушетка без ножек, два стула, холсты в рамах, лицевой
стороной прислоненные к стенкам, пустые тюбики из-под красок. Егор,
что-то бормоча себе под нос, полез за кушетку, потом в шкафчик, стоявший
у стены, достал два граненых стакана, сдул пыль с одного стула, заодно
продул стаканы, водрузил их на стул, достал из внутреннего кармана
пальто бутылку портвейна. Белыми крепкими зубами вцепился в пластмассо-
вый колпачок и сорвал его с с легким хлопком.
- Кстати, о музыке, - ухмыльнулся он, - аккуратно разливая портвейн,
- композиторы утверждают, что звук открываемой бутылки - это самая бо-
жественная нота на свете.
Мы молча взяли наши бокалы, чокнулись и еще мгновение постояли в
предвкушении, а может, собираясь с духом.
Егор ахнул свой стакан одним махом, дождался меня.
- Вот куда вся краска уходит, - кивнул он на бутылку. - Ну, что, дед?
- Егор, покажи, пожалуйста, картины, - попросил я, понимая, что и
Егору хочется того же.
Егор помедлил.
- Хорошо, тебе покажу. Только честно говори, что думаешь, не ври.
Он нашел место для второго стула напротив света и ставил на него по-
лотна, но поначалу я просто не успевал вглядеться в них, настолько быст-
ро Болотников менял эти четырехугольники, похожие на окна в мир его ви-
дений. Краски на них метались, жгутами схлестывались в клубки, вспучива-
лись пузырями и растягивались в нити. Натюрморты, портреты, пейзажи,
композиции...