"Эдвард Уитмор. Синайский гобелен ("Иерусалимский квартет" #1) " - читать интересную книгу автора

провозгласил "Квартет" Уитмора "лучшей метафорой разведки в американской
прозе за последние годы".
Вскоре после опубликования "Иерихонской мозаики" Уитмор покинул
Иерусалим, эфиопский монастырь и американскую художницу. Он вернулся в
Нью-Йорк и первую зиму прожил с Энн - женщиной, с которой познакомился много
лет назад: она с ее тогдашним мужем и Тед с его первой женой были близкими
друзьями. Летом он переезжал в обветшалый белый фамильный особняк в Дорсете,
штат Вермонт. На окнах были зеленые ставни, а перед домом - лужайка размером
в акр, окруженная огромными величественными деревьями. Двадцать или около
того комнат были распределены по дому в каком-то произвольном новоанглийском
викторианском порядке, а мебель оставалась еще со времен его бабушки и
дедушки, если не со времен прабабки и прадеда. У братьев и сестер Теда были
свои дома, и Тед теперь занимал особняк практически один. Жить там можно
было только с мая по октябрь. Но для Теда это была гавань, в которой он мог
укрыться и писать.
Весной 1987 года я стал литературным агентом, а Тед - одним из моих
клиентов. Книгоиздательский бизнес в Америке постепенно скупался
международными конгломератами со штаб-квартирами в основном в Германии и
Великобритании. Коммерция значила для них гораздо больше, чем литература, и
мне показалось, что я смогу сделать для писателей больше, если буду
представлять их работы дюжине издателей, чем если буду работать на какого-то
одного.
В конце сентября - начале октября я регулярно навещал Теда в Дорсете.
Листопад в Новой Англии - особый период: бодрящие ясные осенние дни, дивно
прохладные лунные ночи. Днем мы бродили по лесам и полям южного Вермонта,
после обеда сидели перед домом на твердых зеленых адирондакских стульях, с
напитками и сигарами. На самом-то деле с напитком и сигарой был один я. Тед
бросил пить много лет назад (его "привычка" стала настолько серьезной, что
он вступил в Общество анонимных алкоголиков) и теперь выкуривал только одну
угрожающего вида черуту вечером. Удобно устроившись на лужайке около
Объединенной церкви, в которой его прадед был священником, с видом на
деревенскую зелень и Дорсет-Инн, мы беседовали заполночь, не о Йеле или его
годах в ЦРУ, но о книгах, писательстве, семье и друзьях. Тед был "паршивой
овцой", выпускником Йеля, который ушел в ЦРУ, там выгорел и вернулся домой
через Крит и Иерусалим странствующим романистом, книги которого получали
пылкие отзывы и менее чем пылко раскупались. Но его семья - а в тот момент
скорее "его женщины" - поддерживала его и продолжала в него верить. Он был
действительно без гроша, но его старшие братья и сестры обеспечили ему крышу
над головой.
Именно в те свои приезды я обнаружил, что его прадед Прентисс был
священником пресвитерианской церкви, который в 1860-е приплыл по Гудзону из
Нью-Йорка в Трою, а затем поездом и повозкой прибыл в Вермонт. В библиотеке
этого белого, беспорядочно выстроенного, обшитого досками дома в Дорсете
были целые шкафы выцветших, в кожаном переплете, популярных романов "для
продавщиц", принадлежавших перу его прабабки, в которых подробно
рассказывалось, как сделаться более привлекательной, найти подходящего мужа.
Я понял, что она была Даниэлой Стил своего времени и что своим скромным
состоянием семья была обязана скорее ее литературным трудам, чем щедрости
паствы.
Мы говорили о новом романе. Ориентировочно звавшийся "Сестра Салли и