"Эдвард Уитмор. Синайский гобелен ("Иерусалимский квартет" #1) " - читать интересную книгу автора

выпить горячего чаю и съесть липкую булочку. За одним столиком сидел сам
владелец, безостановочно перебирая четки и болтая с приятелями - вечно
меняющейся группой местных купцов, менял и студентов; там же было несколько
откровенно темных личностей. Они все приветственно кивали Теду, который знал
о Старом городе не меньше - если не больше - его коренных жителей.

* * *

К 1981-му Уитмор большую часть года жил в квартире в эфиопском анклаве,
но в последующие годы снимал и жилье в Нью-Йорке - квартиру в доме без лифта
на Лексингтон-авеню, студию на Третьей авеню. И он все время упорно работал.
Я ушел от "Хольта" в начале той весны и начал работать в другом
издательстве, а редактировать новый роман Уитмора, "Нильские тени", взялась
Джуди Карасик. Этот талантливый редактор - вскоре ушедшая из книжного
бизнеса, к прискорбию многих работавших с нею авторов, - написала эпилог к
"Иерусалимскому квартету", надгробную речь, которую она должна была бы
произнести, но не произнесла на похоронах Уитмора, через двенадцать лет
после выхода "Нильских теней". Это один из лучших рассказов о совместной
работе автора и редактора, которые я знаю. Действие "Нильских теней"
происходит в Египте в 1942 году; Африканский корпус Роммеля угрожает
захватить Египет и поставить весь Ближний Восток под немецкий контроль.
Группа уитморовских персонажей - старые знакомцы и новички - держит в руках
судьбу мира. В самом начале романа Стерн, идеалист-мечтатель из "Синайского
гобелена", ставший полвека спустя контрабандистом оружия, погибает от взрыва
гранаты, брошенной в дверь захудалого бара. Насилие и мистицизм доминируют в
романах Уитмора. В "Шанхайском цирке Квина" он с ужасающей, предельной
зримостью описывает разграбление Нанкина, в "Синайском гобелене" - бойню в
Смирне в 1922-м, когда турки вырезали десятки тысяч греков: мужчин, женщин и
детей. Обозреватель "Паблишерс уикли" назвал "Нильские тени" "одним из самых
сложных и амбициозных шпионских романов за всю историю литературы". А критик
в "Нейшн" писал: "Уитмор - обманчиво ясный стилист. Будь его синтаксис так
же вычурен, как у Пинчона, или так же откровенно грандиозен, как у Набокова
или Фуэнтеса, его прошедшие почти незамеченными романы могли бы привлечь то
внимание, которого они безусловно заслуживают".
Но продажи не поспевали за критиками. Весной 1985 года Уитмор
заканчивал роман, который будет назван "Иерихонская мозаика", - четвертый
том "Иерусалимского квартета". Я был в Израиле на проходящей каждые два года
Иерусалимской книжной ярмарке. После нее Тед предложил проехать к Иерихону,
в тот оазис юго-восточнее Иерусалима, откуда в библейские времена
отправлялось большинство караванов - в Левант, Малую Азию, Африку. По пути
мы посетили несколько греческих монастырей в Иудейской пустыне. Они
вырублены в толще камня у подножия ущелий, которых можно достичь лишь по
узким тропинкам, и поэтому нам приходилось оставлять машину на дороге и
карабкаться по склонам, больше подходящим для горных коз, чем для писателя и
нью-йоркского редактора. И все же, как только мы достигли монастыря, монахи
оказались чрезвычайно гостеприимны. Уитмор был там частым гостем, и монахам,
похоже, нравилось его общество. После того как нам показали их каменные
жилища - не более чем пещеры, слегка приспособленные для жилья, - и
попробовав ужасной рецины* [Крепкое греческое вино со смолистым привкусом.]
(сами монахи ее не пили), мы поехали к Иерихону, где нас ждал типичный обед