"Эдвард Уитмор. Синайский гобелен ("Иерусалимский квартет" #1) " - читать интересную книгу автора

историей. Отличное место для бывшего агента разведки, чтобы передохнуть,
оглядеться и решить для себя, что это вообще такое - история, переосмыслить
выученное в Йеле (классическая Греция и Рим, христианство, "темные века" и
Возрождение) и уяснить мир, лежавший вне кругозора йельского выпускника
образца пятидесятых: арабский бунт, всколыхнувший Аравийскую пустыню и Азию,
которые, без сомнения, были совершенно незнакомы Теду до того, как в Японии
его завербовало ЦРУ.
На Крите он снова начал писать (в Японии, в шестидесятые, он сочинил
два неопубликованных романа, один - о японской игре го, а другой - о молодом
американце, живущем в Токио), медленно, неуклюже, экспериментируя с
авторским голосом, стилем и темами, переплавляя свой опыт разведывательной
работы в комический эпос "Шанхайского цирка Квина". Но теперь, замахнувшись
на "Квартет", он был более уверен в себе; он стал настоящим писателем и
нашел предмет, который будет занимать его до конца дней: Иерусалим и мир
христиан, арабов и евреев; вера и верования, мистицизм и религиозный (а
также политический) фанатизм; европейский империализм девятнадцатого века,
войны и терроризм века двадцатого. Но превыше всего - Иерусалим, Город на
горе, Священный город. Его романы все так же были полны скандальных
персонажей и насилия, юмор его оставался по-прежнему мрачен и абсурден.
Однако появилась и новая безмятежность, понимание тайн жизни. И еще
появилась женщина - Кэрол, фотограф, - с которой Тед жил, когда бывал в
Нью-Йорке.
Новый роман, наконец опубликованный в семьдесят восьмом, назывался
"Иерусалимский покер"; это был второй том "Квартета". Он повествует о
двенадцатилетней игре в покер, начавшейся в последние дни декабря 1921 года.
За стол садятся трое; ставка - ни больше ни меньше как сам Священный город.
Где же и происходить столь важной игре за тайную власть над Иерусалимом, как
не в лавке древностей Хадж Гаруна? На самом деле Уитмор не жил в Иерусалиме
постоянно (постоянно - в его смысле слова), до того как начал писать свой
"Квартет". Изначально его знания о Иерусалиме были основаны на книгах, а
потом - на его бесконечных прогулках по запруженным толпой улицам и
кварталам Старого города, где жили всякого рода купцы, торговавшие едой,
хлопком, коврами, мясники, кожевники, стеклодувы, ювелиры, серебряных дел
мастера и даже торговцы скобяным товаром; там можно было услышать все языки
мира и полюбоваться на все возможные экзотические наряды, какие только есть
на Ближнем Востоке. Как я однажды сказал Теду, я бы не удивился, если,
проходя по узким переулкам Арабского квартала, мы наткнулись бы на
Синдбада-морехода.
В следующий мой приезд в Иерусалим Тед жил с Хелен,
художницей-американкой, в просторной квартире в большом каменном доме на
территории анклава эфиопской церкви. Их окна выходили в сад, полный цветов и
лимонных деревьев. Над одной стеной вырисовывался монастырь цистерцианцев, а
за углом была синагога, всегда заполненная ортодоксальными студентами,
которые молились день и ночь - или так мне, по крайней мере, казалось. А в
саду стояли или тихо читали монахи. Однажды утром я проснулся в шесть в
залитой солнцем комнате и услышал, как монахини поют а капелла. Их пение
было как пение птиц, и мне показалось, что я в раю.
Вздремнув после обеда, мы обычно отправлялись в Старый город и
неизменно заканчивали путешествие в одном и том же кафе, вернее в
претендующем на это название маленьком чайном садике, где всегда можно было