"Роберт Уилсон. Немые и проклятые ("Хавьер Фалькон" #2) " - читать интересную книгу автора

смерти убийством. Судебный медик весьма сдержан в своих заключениях.
- Это его официальная позиция, - сказал Фалькон. - Неофициально, как и
все в управлении, он очень сомневается, что это самоубийство, поэтому пока
не хочет выдавать тело сеньора Веги для захоронения.
- Так, теперь опросы соседей, осмотр места происшествия. Психическое
состояние сеньоры Веги было достаточно серьезным, она принимала литиум, это
препарат нешуточный. Ее муж не только странно себя вел, как мы видели на
снимках Маделайн Крагмэн, он также обращался к нескольким врачам по поводу
своих страхов.
Фалькон чувствовал, что Кальдерону очень хотелось произнести ее имя,
ощутить его сладость на губах и языке. Инспектор решил, что распечатки
статей из Интернета, лежащие в портфеле, должны там и остаться.
- Место преступления... - начал Фалькон.
- Место преступления ничего нам не дает, - перебил Кальдерон. -
Непонятно, самоубийство это или убийство. У вас нет подозреваемых. В отчетах
нет ни малейшего намека на мотив. Свидетелей нет. Садовника Сергея до сих
пор не нашли.
- Над этим мы работаем. У нас есть его фотография, нам известно, что
совсем недавно его видели разговаривающим с женщиной в баре возле дома Веги.
Кроме того, мы обходим дома в Санта-Кларе и Сан-Пабло, - сказал Фалькон. -
Как раз в поисках мотива мы уделяем особое внимание линии русских и...
- Давай не слишком радоваться по поводу русских, пока мы не знаем, кто
они, и не имеем фактов, подтверждающих степень их причастности к делам Веги
и к его смерти. Я знаю, что в Марбелье и по всему побережью Коста-дель-Соль
вовсю отмываются "русские" деньги. А здесь, в Севилье, у нас пока есть
только Пабло Ортега, видевший нескольких русских, приезжавших с дружеским
визитом семь месяцев назад.
- В среду вечером за мной ехал синий "сеат" с номерами, украденными в
Марбелье, а на стройплощадках Веги трудятся русские и украинские нелегалы, -
сказал Фалькон. - Есть достаточно вопросов по месту преступления, состоянию
тела, отношению покойного к сыну и потенциально опасному воздействию извне,
чтобы оправдать дальнейшее расследование.
- Хорошо, согласен по поводу русских. Попробуем что-нибудь из этого
сложить, - сказал Кальдерон. - Но если это все-таки самоубийство... Кстати,
что ты имел в виду, говоря об отношении Веги к сыну?
- Видишь ли, даже сеньор Кабелло, не питавший к зятю нежных чувств,
признал, что Вега очень любил мальчика, - объяснил Фалькон.
- Вега выпил кислоты, вместо того чтобы застрелиться. Это может
означать, что он наказывал себя за неизвестные грехи и защищал сына от
зрелища насильственной смерти. Возможно, он убил себя именно потому, что не
вынес бы, узнай сын о нем какую-то страшную правду. Будь у тебя сын, Хавьер,
что бы ты стал скрывать от него ценой собственной жизни?
- Если б мой сын узнал, что я военный преступник, вряд ли я смог бы
смотреть ему в глаза, - решительно заявил Фалькон. - Военный преступник -
это чаще всего человек, ставший убийцей по убеждениям. Но история не стоит
на месте, рано или поздно военный преступник может осознать, что, играя на
политических идеях, чувстве патриотизма и чувстве страха, его из обычного
человека превратили в беспощадное чудовище, уверенное в своей правоте. Тогда
возможны и раскаяние, и стыд... Не могу представить ничего хуже.
Кальдерон закурил и с заминкой произнес: