"Роберт А.Уилсон, Роберт Шей. Золотое яблоко ("Иллюминатус!" #2) " - читать интересную книгу автора

каждой классной любовнице материнскую фигуру. Лишь много месяцев спустя, как
раз накануне кризиса в Фернандо-По, он, вне всякого сомнения, открыл наконец
Того, Кому можно доверять больше, чем всем Буддам и мудрецам.
(А Семпер Куний Лингус, устроивший разнос субалтерну за слишком
серьезное отношение к местным суевериям, в тот же вечер проходил по
оливковой роще и увидел Семнадцать... и с ними был Восемнадцатый, тот, кого
они в последнюю пятницу распяли. "Magna Mater, - выругался он, подкрадываясь
ближе, - неужто я схожу с ума?" Восемнадцатый, как-бишь-его, тот самый
проповедник, крутил установленное горизонтально колесо, вокруг которого на
земле были начертаны цифры. Он громко называл число, напротив которого
останавливалась отметка на колесе, а Семнадцать что-то отмечали на дощечках
для письма. Так повторялось, пока здоровенный парень, Симон, не крикнул
"Бинго!" Потомок благородной семьи Лингусов развернулся и убежал... За его
спиной светящаяся фигура сказала:
- Делайте так в память обо мне.
- Я полагал, что в память о Тебе мы должны причащаться вином и
хлебом! - возразил Симон.
- Делайте и то, и другое, - согласился призрак. - Для некоторых людей
причащение вином и хлебом слишком символично и загадочно. А такая игра
приживется в народе. Поймите, ребята, если вы хотите вовлечь людей в
Движение, начинайте процесс с того уровня, на котором находятся люди. Лука,
не надо это записывать. Это часть тайных учений.)
(- Но как вы объясните поведение такого человека, как Дрейк? - спросил
один из гостей Юнга за чашкой воскресного Kaffeeklatsc[5]  о странном
молодом американце, вызывавшем у них огромный интерес. Юнг задумчиво пососал
трубку, думая на самом деле о том, удастся ли ему когда-нибудь отучить своих
коллег относиться к нему как к гуру, и наконец ответил:
- Тонкий ум схватывает идею, как стрела бьет в цель. Американцы до сих
пор не породили такой ум, поскольку они слишком самонадеянны, слишком
общительны. Они набрасываются на какую-нибудь идею, даже важную идею, как
футбольные защитники на мяч. Поэтому они всегда выхолащивают ее и уродуют. У
Дрейка именно такой ум. Он знает о власти все - больше, чем знает о ней
Адлер, при всем его интересе к этой теме, - но он не знает о власти самого
главного. Он не знает, как уклониться от власти. У него нет религиозного
смирения, которое так ему необходимо, но, увы, скорее всего, он никогда до
него не поднимется. Это невозможно в его стране, где даже интроверты большую
часть времени проявляют качества экстровертов.)
Первый намек на то, что Мафия всегда называла il Segreto, Дрейку
фактически дал знаменитый романист, впоследствии получивший Нобелевскую
премию. Они беседовали о Джойсе и его несчастной дочери, и романист упомянул
о попытках Джойса убедить себя, что на самом деле у нее не было шизофрении.
- Он сказал Юнгу: "В конце концов, я и сам творю такие же вещи, но
только с языком". И знаете, что ему ответил Юнг, этот древний китайский
мудрец, переодетый психиатром? "Вы ныряете, а она тонет". Хлестко, да; но
все мы, кто пишет о том, что скрыто за ширмой натурализма, прекрасно
понимаем скептицизм Джойса. Никто из нас никогда не знает наверняка, ныряет
он или попросту тонет.
Дрейк вспомнил о своей статье, посвященной разбору последних слов
мистера Артура Флегенхеймера, известного также под именем Голландца Шульца.
Он подошел к письменному столу, вытащил из ящика стопку листов, дал ее