"Отступник" - читать интересную книгу автора (Селайнен Патриция)

Глава одиннадцатая

На закате следующего дня Конан причалил лодку у подножия черной скалы на западном берегу острова.

Гуго не знал, где можно прятать пленников, но двумя словами натолкнул киммерийца на разгадку.

«Отмар иногда заглядывает ко мне. Привозит еду и вино — пьяного можно не опасаться. К тому же он любит произносить долгие цветистые речи, а слуги не в состоянии оценить по достоинству его краснобайство. С таким же успехом можно витийствовать перед деревом. Так что все эти нескончаемые потоки слов он изливает на меня. Помню, он рассказывал о пещере в горах. Хвастал, что его Сила под землей становится необоримой. Я тогда был изрядно пьян и половину прослушал. Что-то он болтал про дракона. Хвост дракона или зубы… — Толстяк скроил ужасную гримасу, мучительно припоминая упущенное, потом просиял и шлепнул себя по лысине. — Ноздри! Ноздри дракона!»

При последних словах в памяти киммерийца вспыхнула яркая картина: скала, похожая на голову чудовища, и в ней два круглых отверстия, из которых вырываются струи пара. Он видел Ноздри Дракона, когда огибал остров в поисках Белит и моряков с «Тигрицы». Кратчайший путь к этому месту лежал вверх по реке, к ее истокам, и дальше через горы. Но варвар не мог выбрать его, потому что не был уверен, сумеет ли через ущелья, камнепады и ледники выйти точно к скале, извергающей пар. К тому же река текла совсем рядом с владениями Симплициуса, а преждевременная встреча с гандером не входила в намерения Конана. Он хотел сначала вызволить Белит.

Можно было спуститься к океану по одной из речушек, берущих начало в озере, дальше плыть вдоль берега и обогнуть северную оконечность острова. Но и здесь шныряли слуги колдуна. Самым безопасным представлялся заброшенный южный берег, наполовину заросший лесом, наполовину гористый.

Ночная тьма еще не рассеялась, когда Конан покинул дом на воде. Гуго наотрез отказался искать вместе с ним пропавших. Не было таких проклятий и угроз, которые варвар не обрушил на голову толстяка. Но тот только покорно кивал, пока грозный киммериец честил его на все лады. По-бабьи суетясь, Гуго собрал все съестное, что еще оставалось в хижине, и всучил Конану. При этом он умоляюще заглядывал в гневные синие глаза варвара, как трусоватый пес, которому хозяин приказал перегрызть горло тигру, и вздохнул с облегчением, только когда челнок, направляемый опасным гостем, поглотила темнота.

Спускаясь вниз по реке, Конан не раз помянул Крома, Митру и Нергала. Тесное переплетение веток над его головой не пропускало жидкий лунный свет, и под древесным сводом темень была такая, что киммериец диву давался, как еще не налетел на плавучую корягу или крокодила. От рева этих чудовищ воздух дрожал и бил волнами в уши. Но, должно быть, сам Податель Жизни вел Конана по черному лабиринту, или Владыка Могильных Курганов призрел одно из своих чад. А может, Нергал поостерегся допустить в свои владения буяна, способного нарушить унылое благолепие Серых Равнин. Быстрые воды благополучно вынесли челнок туда, где лунное молоко разливалось по дегтю лениво плещущих волн.

По сравнению с исходом из болотного царства дальнейшее плавание показалось Конану детской забавой, но хотя путь был уже знаком киммерийцу, времени он отнял немало. И теперь, достигнув наконец громады, принявшей черты злобного монстра, варвар с беспокойством поглядел на меркнущее небо. Он отыскал Ноздри Дракона, но не знал, как проникнуть в его каменное чрево. Не лезть же в отверстия, из которых бьет пар. Там быстро сваришься живьем. Должны быть и другие бреши, хотя бы вход, через который попадает в пещеру колдун.

Выбрав для восхождения участок скалы, где попадалось больше всего неровностей, Конан вскарабкался на нее с ловкостью ящерицы. На макушке драконьей головы он не обнаружил ни провалов, ни трещин и углубился дальше в скалы. После нескольких утомительных подъемов и спусков киммериец вышел к глубокой расщелине. Отерев пот с лица, он сел на камень и задумался. Мысли его были чернее скал, ревниво хранящих свои тайны. Скоро опустится темнота, и тогда конец поискам. Будь проклят этот остров!

Внезапно рассеянно блуждавшие глаза Конана поймали движущуюся по дну пропасти точку. Человек! Киммериец впился взглядом в крошечную фигурку и неотступно следил за ней. Поначалу человек держался середины ущелья, затем вдруг резко свернул к скальной стене и пропал. Варвар лег на живот, подполз к краю пропасти и заглянул вниз. Никого… Конан подождал немного, но человек больше не появлялся.

«Пусть меня четвертуют, если я не найду вход в пещеру там, внизу», — подумал киммериец и, напевая себе под нос нехитрый мотивчик, стал разматывать с пояса длинную веревку, которую предусмотрительно прихватил у Гуго, — в горах она не бывает лишней.

Когда на бледной сини небес проступили первые звезды, Конан проник вслед за неизвестным в узкий проход, открывающий доступ к нутру горы. Собираясь в путь, киммериец хотел было взять с собой смоляной факел, но, поразмыслив, не стал этого делать: иногда мрак бывает спасительным. В кромешной темноте, которая заливала идущий под уклон каменный коридор, двигаться удавалось только ощупью, придерживаясь неровной стены. Хотя варвар проделывал это на диво проворно, сам себе он казался улиткой, ползущей по склону холма, и кипел гневом.

Впереди затеплился слабый свет, обозначив изгиб стены, до сих пор шедшей по прямой. Конан подумал, что вот-вот столкнется с человеком, который первым нырнул под землю и, не имея причин прятаться, освещает себе дорогу факелом. Рука варвара легла на рукоятку ножа. Затаив дыхание, киммериец ждал. Однако размытое пятно света не расползалось дальше по аспидно-черной поверхности. Возможно, человек, который шел навстречу Конану, тоже застыл на месте, заподозрив неладное. Мгновения текли, но ничего не менялось. Надо было на что-то решаться.

Тесно прильнув к холодному камню, Конан бесшумно подобрался к тому месту, где тоннель делал поворот. Киммериец подобрал камешек и бросил в стену. Может, тот, кто прячется дальше, прыгает вперед и выдаст себя? Но ни шорох одежды, ни лязг стали не нарушали тишины.

Конан заглянул за угол. Проход был пуст. Свет проникал в него из пещеры, где темноту жадно лизали багровые языки пламени, пляшущие над чашами масляных светильников, которые были подвешены к стенам на бронзовых цепях.

Длинная подземная зала имела небольшое полутемное преддверие, образованное двумя встречными выступами. Киммериец проскользнул в одну из ниш и оттуда смог спокойно обозреть внутренность пещеры.

Мрачный чертог не был вырублен в камне руками бесчисленных рабов. Сама природа соорудила это хаотическое скопление разновысоких куполов и полусводов, опирающихся на беспорядочно расставленные шероховатые каменные столбы, среди которых не удалось бы отыскать даже двух одинаковых по толщине и очертаниям. Сферические полости лепились друг к другу, как пузырьки пен. Вогнутое дно самой большой из пустот, служившей центром скопления, заполняла кипящая вода.

За клубами пара Конан различил силуэты людей, но не успел он толком разглядеть их, как шум шагов заставил его отпрянуть в темноту. При этом нога киммерийца задела круглый камень, который покатился со стуком. Варвар нащупал нож, полагая, что неизвестный кинется со всех ног к тому месту, откуда долетел шум, но гулкая поступь сохраняла прежний мерный ритм. Очевидно, незнакомец ничего не слышал или не придал стуку особого значения. Киммериец вернул клинок в ножны и нагнулся за камнем, который едва не выдал его. Он предпочел не пускать в ход нож, чтобы крики и шум борьбы не всполошили колдуна или его слуг, если они оставались в глубине пещеры, за рваной пеленой пара. Кроме того, варвар не хотел прикончить по ошибке кого-нибудь из людей Белит, даже если по злой воле мага они перестали быть людьми в полном смысле этого слова.

Шаги прозвучали совсем рядом. Высокий человек вступил в проход и тут же упал, оглушенный страшным ударом, который обрушился на его затылок. Конан перевернул бесчувственное тело и всмотрелся в лицо упавшего. Это был один из асиров, обычно сопровождавших Симплициуса. Киммериец быстро втащил его в темную нишу, где прежде прятался сам, и обшарил. Он с трудом удержался от радостного возгласа, когда нащупал длинные ножны. Меч! Сами боги посылают ему это грозное оружие. Варвар пружинисто вскочил и пнул ногой корзину, которую асир выронил при падении. Наверное, хозяин послал слугу отнести еду пленникам. Значит, сам он пожалует позднее. Конечно, Симплициус мог приставить к узникам охрану, но это уже не смущало Конана теперь, когда в руках его оказался меч.

Отбросив предосторожности, варвар устремился в пещеру. Правда, ему сразу же пришлось умерить пыл, потому что камень под ногами был сырым и скользким из-за оседающих на него паров. Миновав несколько низких арок, Конан обогнул бурлящие озеро и оказался рядом с теми, кого искал.

Трое кушитов сидели на корточках и что-то жевали, уставя в пространство тупой, бессмысленный взгляд. Белит была прикована цепями к скале. По-видимому, сознание ее померкло. Смуглое тело безвольно обвисало в оковах, голова склонилась на грудь.

— Клянусь Кромом, он за все заплатит! — прорычал Конан и бросился к Белит. Он растирал ей виски, осыпал поцелуями сомкнутые веки и сухие запекшиеся губы, мешая слова любви с гневными проклятьями. Приоткрыв глаза, Белит еле слышно прошептала:

— Конан, ты пришел… Я знала, что ты жив…

— Еще как жив, — лихорадочно бормотал киммериец. — Потерпи немного. Сейчас я освобожу тебя.

Однако пообещать было проще, чем сделать. Толстые ржавые кольца на запястьях Белит и отходившие от них цепи надежно удерживали узницу. Варвар не стал даже пытаться перерубить звенья мечом. Он ухватил двумя руками стержень, которым цепь крепилась к стене, и принялся расшатывать его, а потом невероятным усилием, взбугрившим мышцы богатырских рук и натянувшим жилы, вырвал металлический штырь из каменной тверди.

Конан не позвал на помощь кушитов. Один взгляд на их равнодушные, застывшие лица открыл страшную истину: превращение свершилось. Потому-то их никто не стерег, и не понадобилось даже сковывать чернокожих по рукам и ногам. Они покорно ожидали появления того, кто обрел ужасную власть над их поступками и помыслами, если так можно было назвать смутные побуждения, еще тлевшие в глубинах затуманенного рассудка. То, что Белит держали в оковах, давало надежду. Колдун или не успел испробовать на ней свои чары, или не сумел подчинить себе бунтарский дух шемитки.

Киммериец начал расшатывать второй штырь, но тот упрямо не желал поддаваться.

— Брось, Конан, — простонала Белит. — Беги! Спасайся! Я не смогу уйти далеко.

— Молчи! Я унесу тебя отсюда.

— Девушка права, — вмешался в разговор холодный презрительный голос. — Вы оба далеко не уйдете.

Конан обернулся и встретил льдистый немигающий взгляд колдуна.

— Она не только умна, но и красива. Очень красива… Редкое сочетание, — продолжал Симплициус. — Я был уверен, что ты придешь за ней и мы снова встретимся.

— Вижу, — насмешливо отозвался киммериец. — Ты даже принарядился.

И в самом деле, чародей сменил белую хламиду на черное с кровавой каймой одеяние, оставлявшее открытыми только хищные костлявые кисти рук. Восковое чело обхватывал черный металлический обруч, посередине которого слабо искрился невзрачный мутно-зеленый кристалл.

— Я вспорю тебе брюхо, — ласково пообещал варвар и вырвал меч из ножен.

— Попробуй, — ухмыльнулся его противник и, как уже было однажды, притянул к черным безднам своих зрачков взгляд противника.

Судорога прошла волной по могучему бронзовому телу Конана. Грудь его, которая еще недавно бурно вздымалась, замерла, как будто придавленная железной плитой, и стеснила дыхание. Руки и ноги налились тяжестью. Голова поникла.

— Ты бессилен, — внушал вкрадчивый голос. — Но не бойся. Я буду милостив. Ты станешь лучшим моим творением.

Варвар равнодушно внимал его словам, которые падали в тишину с медлительностью капель, собиравшихся на сводах пещеры. И вдруг резкая боль обожгла его спину, заставив очнуться. Белит, потихоньку подтянув освобожденной рукой цепь, хлестнула ей Конана. С диким ревом великан бросился на врага и вонзил меч прямо ему в сердце. Колдун пошатнулся и рухнул. На губах его проступила кровавая пена.

Варвар подошел к поверженному противнику и выдернул меч из раны. Он уже собирался вытереть окровавленное лезвие краем черного одеяния, когда костлявые руки вцепились в его щиколотку и рванули ее вперед. Конан потерял равновесие, свободная нога его скользнула по влажному камню, и он повалился на спину. От резкого толчка меч вырвался из потной ладони и упал в бурлящую воду. Колдун, успевший вскочить на ноги, выхватил из складок одежды кинжал. Сверкающее лезвие описало дугу и вонзилось в ладонь киммерийца, пригвоздив ее к камню.

— Отличное оружие, — похвастался Симплициус.

Видимо, достоинства магического клинка не ограничивались способностью входить в камень, как в зыбучий песок. Возможно, клинок был заговорен или попросту смазан одним из тех снадобий, о которых маг поведал варвару. Что-то проникло в кровь Конана и лишило его способности шевелить даже языком. В то же время рассудок его не затуманился, и он ясно осознавал все, что творилось вокруг. И нельзя было придумать пытки страшнее этой.

Киммериец видел, как Белит пыталась отбиться ногами и цепью от кушитов, которым колдун велел снова вбить металлический стержень в стену. Ей даже удалось придушить одного из нападавших петлей из ржавых звеньев, а другому сломать кисть. Но силы были неравны. Конан видел все это и не мог прийти на помощь, не мог даже прохрипеть проклятья.

— Ну что же, — равнодушно заметил Симплициус. — Теперь, когда все утихомирились, можно и поговорить не много. У нас еще есть время до восхода звезды Альсирис. Я подгадал все как нельзя лучше. Народилась новая луна, и все небесные светила скоро займут самое благоприятное положение.

Колдун важно расхаживал, упиваясь торжеством. Кушиты не сводили с него испуганных глаз и робко ловили каждое движение, каждое слово господина.

— Ты, Конан из Киммерии, — всплеск высокого, режущего ухо голоса сопровождался взмахом черного крыла — длинная рука взметнулась, увлекая за собой траурную мантию, и нацелила сухой перст в грудь варвара, — скверно отблагодарил меня за гостеприимство. Но я великодушно прощаю тебе убийство слуги, ибо ты, как и всякий немощный разумом человек, не постигаешь высокого смысла моих деяний.

— Гнусная тварь, — взорвалась Белит. — Мои воины скоро будут здесь. Они разорвут тебя на части.

— Ну что ж, — проговорил колдун, любовно оглаживая острую бородку. — Я всегда рад гостям, у которых силы больше, чем ума, как у твоего возлюбленного.

Глаза Конан выплескивали ярость.

— Ты что-то хотел возразить? — издевался пронзительный голос. — Не тужи, я и так все понял. Скоро тебя коснутся благодетельные перемены. Ты будешь избавлен от этих бешеных порывов. Я очищу тебя от всего, что делает человека игрушкой темных страстей. И твоя неистовая подруга тоже присмиреет.

— Падаль! — крикнула Белит и рванулась вперед, но цепи отбросили ее к каменной стене.

— Сколько жара! — восхитился Симплициус. — Ты, верно, недоумевал, Конан, почему на острове нет женщин. Я их не терплю. Но после очищения из этих вздорных созданий выходят наложницы, каких больше нигде не сыщешь, — само сладострастие и покорность. У меня их покупают так же охотно, как оружие и соль. Твоя королева скоро будет ублажать какого-нибудь толстобрюхого купца из Аргоса или Кофа.

— Не дождешься, — бушевала шемитка. — Я перегрызу тебе глотку.

— Ну-ну, погляди-ка на своих воинов. Они всем довольны. И ты будешь такой же. А этого человека, который валяется там, как бревно, ожидает особая честь. Я ведь не собираюсь до конца дней прозябать на этом острове. Скоро моя власть распространится далеко за его пределы. Видишь обруч? Точно такой же украсит голову избранника, и тот, кто был бесполезным бродягой, станет провозвестником моей воли. Однако хватит разговоров. — Симплициус подошел к Конану, выдернул кинжал и повернулся к кушитам: — Тащите его вон туда.

Чернокожие перенесли неподвижное, одеревеневшее тело Конана на место, указанное магом.

— Взгляни наверх, мой храбрый воин! Небеса подают нам знак.

Взгляд киммерийца устремился на каменный свод. В центре купола зияла брешь, через которую вырывались наружу струйки пара. Прямо над отверстием висела звезда Альсирис.

Чародей достал из складок мантии крохотный флакончик и высыпал себе на руку горсточку серебристой пыльцы. Лицо его низко склонилось к ладони, узкие губы что-то беззвучно прошептали, потом сложились трубочкой. Симплициус подул, и маленький вихрь из сверкающей пыли порхнул к ближайшему светильнику. Искристый круговорот втянул в себя багровый язык пламени и потушил его. Вихрь перелетел дальше, а над чашей с маслом закурился белый дымок, от нее повеяло тяжелым душным ароматом. Когда угас последний огонек и пещера погрузилась во тьму, вихрь подплыл к кипящему озеру и рассыпался над ним. Каменная чаша, в которой бурлила вода, словно раскалилась добела, и сияние пронизало голубую клокочущую массу. В ней извивались белые змеи с розовыми глазами. Они пожирали жаб-альбиносов, сквозь прозрачную кожу которых виднелись внутренности. Лениво шевелили плавниками толстые рыбы, как будто вырезанные из молочного оникса.

Колдун снял обруч и надел его на голову Конана. Черные крылья взметнулись вверх, и эхо разнесло под сводами пещеры заунывный речитатив:

Сила безмерная Вечного Мрака! Милость яви порождению праха. Волей, что движет по небу светила, Искру зажги, Всемогущая Сила!

При первых же словах заклинания через брешь в куполе просочился алый луч и очертил контуры распростертого на камне тела огненной линией. Неприметный кристалл на обруче словно налился кровью и выбросил сноп лучей. На черном своде заполыхали магические символы, окрасив в пурпур витавшие под ним клубы пара.

Глухой замогильный голос пропел: Внемли мольбе, Всемогущая Сила! Душу покорную ввергни в горнило. Пусть поглотит Негасимое Пламя Все, что зовется земными страстями.

Воздух задрожал, наполнясь многоголосым стоном. Невидимый хор тянул монотонное «а-а-а», истончая его и забираясь все выше, пока стон не перешел в пронзительный визг.

Тело варвара выгнулось дугой. Глаза и рот раздернула судорога, и кровавый ослепительный свет хлынул из них. С губ Белит сорвался вопль ужаса, но его перекрыл громоподобный окрик:

— Остановись!

Из мрака выступила величественная фигура в белоснежном одеянии. Даже если бы Конан мог в то роковое мгновение видеть и мыслить, он и то с трудом признал бы в человеке, явившемся из тьмы, жалкого пьяницу, который присвоил себе имя Гуго. Шутовская личина сменилась маской скорби и гнева.

— Убирайся! — прошипел Симплициус. — Он мой.

— Твоей власти — конец! — прогремело в ответ.

Гуго простер правую руку к телу варвара, и свечение, бившее из разверстой глотки и глазниц, потухло. Веки и губы киммерийца сомкнулись, тело обмякло. Растаяла огненная граница, померкли таинственные знаки и колдовской кристалл. Сами собой загорелись светильники.

— Почему?! Почему ты с ними против меня? — прокричал Симплициус визгливым фальцетом. Лицо его пошло красными пятнами. — Мы с тобой — одно целое.

— Не поздно ли ты об этом вспомнил? — бесстрастно отозвался Гуго.

— Ты же сам говорил, что вокруг одна пустоголовая мелочь, суетливые насекомые. Ты презирал их.

— Это было удобно.

— А теперь?

— Теперь я устал быть трусом. Мне надоело одурманивать себя вином и прятаться от тебя в смрадной норе. Я готов разделить с тобой кару за то, что было содеяно.

— Что ты несешь? Какую еще кару?! — Симплициус, казалось, был готов наброситься на Гуго, но быстро совладал с яростью и заговорил по-иному. Голос его молил и ластился: — Я дурно обошелся с тобой. Но все еще можно исправить. Мы разделим не кару. Нашим общим уделом будут власть и могущество.

Гуго устало вздохнул:

— Ты так ничего и не понял. Вспомни благородного Майнольфа- Старик предупреждал. Все было ошибкой. Ужасным заблуждением. Этот остров… Что мы знаем о нем? Какому богу служили в храме, из развалин которого воздвигнут твой дом? Остров — западня, ловушка, расставленная неведомыми Темными Силами. Припомни слова наставника. Исполненный гордыни злосчастный безумец, которого взрастил Майнольф, вообразил себя поводырем, а был только жалким слепцом. Пришло время расплаты.

— Полоумный! — проскрежетал Симплициус- Ты больше не будешь путаться у меня под ногами. Я избавлюсь от тебя. — С этими словами он вонзил клинок в грудь Гуго. Тот поглядел с усмешкой на красное пятно, расплывающееся по белой ткани, и упал, раскинув руки.

— Бедный мой Отмар, ты остаешься совсем один, — прошелестел тихий шепот, и Гуго затих.

Однако тот, о ком, умирая, сожалел печальный шут, недолго томился в одиночестве. Мрачный лик убийцы изуродовала гримаса боли. Глаза его удивленно расширились. Ужасная догадка осенила смятенный ум.

— Кара… — с трудом выговорил коснеющий язык. — Он этого хотел… Он знал, что я…

Костлявые руки схватились за грудь. Потом обреченный оторвал ладонь от сердца и в недоумении уставился на испачканные кровью пальцы. Он открыл рот, словно хотел сказать еще что-то, но только пошатнулся и полетел в кипящие воды.