"Пенелопа Уильямсон. Под голубой луной " - читать интересную книгу автора

лицу.
Джессалин снова рассмеялась, вспугнув стаю грачей. Черные крылья
затрепетали на фоне синего неба, напоминая извивающуюся траурную ленту.
Проводив глазами грачей, Джессалин снова придирчиво оглядела себя.
Платье измято и перепачкано. Внезапно ей отчаянно захотелось оказаться дома,
где все вокруг такое знакомое, надежное и безопасное. Башмаки она оставила
на берегу. Значит, первым делом надо поскорее забрать их оттуда. В конце
концов, это ее единственная приличная пара.
Спустившись с утеса, она с ужасом обнаружила, что прилив уже почти
покрыл песчаный берег. Море забирало обратно все, что выбросило на берег
раньше, в том числе и кусок мачты, который нашла Джессалин. Оно уже бурлило
вокруг каменных глыб, когда-то отколовшихся от скалы.
Джессалин бросилась к камню, на котором пару часов назад оставила
ботинки, чулки и шерстяные подвязки. Она прекрасно помнила, как сложила их
на сухом, теплом камне, покрытом высохшими водорослями. Было так приятно
ощущать босыми ногами белый, ласковый песок. Но теперь коричневато-зеленые
пятна водорослей были влажными и скользкими.
- Ну что же это такое! - не выдержала Джессалин, и ветер унес прочь ее
слова, точно так же, как жадная волна унесла единственные башмаки, которые
еще налезали на ее огромные, безобразные ноги. - Что же это такое... -
повторила она уже гораздо тише. И в сердцах добавила: - Черт побери! - Она
старалась избегать подобных выражений, но сейчас оно было совершенно
уместно.
Джессалин глубоко вдохнула соленый морской воздух. Надвинувшиеся с суши
тучи скрыли солнце, и море стало тускло-свинцовым. Прямо над головой жалобно
кричала чайка. Резкий порыв ветра разровнял песок, пригнув стебли тростника
к самой земле. Сверху посыпались мелкие камушки. С трудом справляясь с
развевающейся юбкой, Джессалин подняла взгляд, ожидая увидеть вернувшихся
коз. И увидела незнакомца.
Ни секунды не раздумывая, она метнулась под утес, в густую тень, и
спряталась за большим, седым от лишайника валуном. Затаившись, она все же не
удержалась и сквозь густой тростник стала наблюдать.
Он подошел к самой кромке прилива и остановился. Джессалин видела
только его спину и пузырящиеся на ветру рукава белой рубахи. Он стоял
неподвижно, глядя на море и позволяя волнам лизать носки высоких сапог. И в
то же время в нем ощущалась какая-то порывистость, норовистость породистой
лошади. Он напоминал рысака перед стартом, который ждет лишь взмаха флажка,
чтобы сорваться с места.
Джессалин в своем убежище за валуном попятилась и закрыла лицо
ладонями. Господи, ну неужели же каждый раз она будет вести себя, как
круглая дура! Даже слепой крот, и тот заметил бы ее с вершины утеса, пока
она стояла, столбом посреди пустого пляжа. Надо было дождаться, пока он
спустится, и гордо пройти мимо с высоко поднятой головой. А она, как дитя
малое, убежала и спряталась. Теперь он, конечно, с нетерпением ждет, когда
она выйдет, и опять примется издеваться над ней.
Джессалин осторожно выглянула и, к великому ужасу, обнаружила, что он
снимает рубаху. Сбросив ее на песок, он принялся за сапоги. Наконец, стянув
и брюки, он остался совершенно обнаженным. Джессалин отчетливо видела его,
несмотря на брызги разбивающихся о берег волн. Он стоял лицом к морю, и на
фоне белого песка его тело казалось очень темным. Но вот он пошел вперед,