"Конни Уиллис. Пожарная охрана (Авт.сб. "Неразведанная территория")" - читать интересную книгу автора

в Сент-Джонс-Вуд. Но я представлял, где нахожусь, и это давало
спасительную зацепку. Вот сейчас мы проходим мимо номера 26 в
"Путеводителе" - картина Ханта "Свет Миру", изображающая Иисуса с фонарем,
- только в темноте ее не видно. А фонарь нам очень пригодился бы.
Мой проводник остановился так внезапно, что я чуть не налетел на него,
и дал выход своему бешенству:
- Мы же не требуем номеров люкс, а только десять раскладушек. Нельсону
и то лучше, чем нам, ему хоть подушку под голову подложили! - Он взмахнул
белой штуковиной будто факелом во мраке. (Значит, это все-таки подушка!)
Мы послали им запрос полмесяца назад и до сих пор спим на проклятущих
героях Трафальгара, потому что эти сучки предпочитают поить томми чаем с
плюшками в буфетах Виктории, а на нас им наплевать.
Он явно не ждал, что я что-нибудь отвечу на его излияния. И к лучшему,
поскольку я понимал не больше одного ключевого слова из трех.
Он зашагал вперед, в сторону от кружка света, отбрасываемого одинокой
свечкой на аналое, и остановился перед черной дырой. Номер двадцать пятый
- лестница на Галерею шепота под куполом и в библиотеку (закрытую для
посторонних). Вверх по ступенькам, дальше по коридору, и он опять
остановился - на этот раз перед средневековой дверью.
- Мне надо вернуться высматривать их, - сказал он, постучав. - Не то
они уволокут их в Аббатство. Попросите настоятеля еще раз им позвонить,
хорошо? - И он зашагал назад к лестнице, по-прежнему прижимая к себе
подушку, точно щит.
Постучать-то он постучал, но дверь была толщиной не меньше фута, а к
тому же из дуба, и высокопреподобный настоятель явно стука не услышал. Я
поднял руку, чтобы снова постучать. Очень мило! А человек, держащий
точечную гранату, должен ее метнуть, но хоть ты и знаешь, что все кончится
мгновенно и ты ничего не почувствуешь, а приказать себе "давай!" все равно
труднее некуда. И я застыл перед дверью, проклиная на все корки
исторический факультет, и досточтимого Дануорти, и навравший компьютер,
из-за которых я очутился перед этой темной дверью, располагая только
письмом от вымышленного дядюшки - письмом, от которого я ничего хорошего
не ждал, как и от них всех. Даже прославленная Бодлеинка меня подвела.
Справочный материал, который я для верности заказал через Баллилоль и
главный терминал, теперь, наверное, уже лежит у меня в комнате на
расстоянии какого-то столетия. А Киврин, которая уже прошла практику и,
казалось бы, должна была сыпать советами, хранила молчание, точно статуя
святой, пока я не взмолился к ней о помощи.
- Ты ходил к Дануорти?
- Да. И хочешь знать, какой бесценной информацией он меня
облагодетельствовал? "Молчание и смирение - вот два бесценных бремени
историка". Еще он сказал, что я влюблюсь в собор святого Павла. Сияющие
жемчужины мудрости из уст Учителя с большой буквы. К сожалению, мне-то
надо знать, когда и куда будут падать бомбы, чтобы ни одна не угодила в
меня. (Я плюхнулся на кровать.) И что ты порекомендуешь?
- Как у тебя с экстракцией? - спросила она.
Я насторожился:
- Вообще-то неплохо. Думаешь, стоит ассимилировать?
- На это нет времени. По-моему, тебе надо запечатлеть все, что удастся,
прямо в долгосрочную.