"Дональд Ли Уильямс. Пересекая границу (Психологическое изображение пути знания Карлоса Кастанеды) " - читать интересную книгу автора

мусорной свалкой для всевозможных моральных отбросов и источников
страха"[4].
В противоположность этому, в работах Карлоса Кастанеды мы обнаруживаем
мезоамериканского индейского шамана, дона Хуана, которого мы могли никогда и
не встретить. Надо отметить, что Кастанеда весьма уклончив - мы почти ничего
не знаем о личной истории этого человека. У Кастанеды и дона Хуана нет
своего культа или последователей, за исключением таковых из самих читателей.
По-своему, Кастанеда и дон Хуан уникальны. Мы можем противиться учению дона
Хуана, но можем с его помощью найти и пути к самопознанию и к
непосредственному переживанию бессознательного духа. В то же время нас не
ожидают комфорт и утешение в кругу его последователей или на пути отказа от
своей собственной авторитарности. Уклончивость Кастанеды в этом смысле не
является недостатком или неудачей; скорее, это приношение.
То, чему Карлос Кастанеда научился у дона Хуана, дает нам картину
процесса обращения к бессознательному для самопознания, для трансформации и
длительного взаимоотношения с той частью психического, которая выходит за
пределы времени. Благодаря тому, что Карлос боролся за то, чтобы стать
"человеком Знания", мы узнали смысл совершенного мужчины и совершенной
женщины и что означает вырасти за пределы своей личной и коллективной
истории. Следуя неотступно за Кастанедой, мы могли бы увидеть, как все наши
старые мысли меняются напрочь или разбиваются вдребезги, и теперь мы уже
больше не можем сказать "не иначе", произнести наше высокомерное "ничто
иное, как". Кастанеда дает нам понимание статуса символической жизни,
понимание того, что значит иметь способность видеть глубинные смысловые и
могущественные факторы в действии в нашей повседневной жизни.
Первым и наиболее важным моментом для западного человека является то
обстоятельство, что учителем Кастанеды оказывается индеец. Коренная
американская душа оказалась более сродни западному человеку, чем душа
Востока; в частности, нынешние жители американского континента ощутили, что
это душа земли, на которой все они обитают и ныне, а, следовательно, она
более гармонирует с их бессознательными корнями. Но оказалось, что это не
только коренная американская традиция нашего духовного наследия, которую мы
едва не проглядели, но это еще и дух, способный к интеграции таким способом,
каким дух Востока не обладает[5]. Наша психика оказалась более близкой к
тому, чтобы находить пищу для своего духовного утоления в динамической
индивидуальности шамана, нежели в квиетизме (смиренном, созерцательном,
духовном самоуглублении), более характеризующем Восток.
В своем очерке по американской психологии Юнг рассматривает индейцев
как фактор "экстраординарной потенции" в психологии американцев, который,
однако в большинстве своем функционирует без прямого осознания собственного
эго. Он заявляет, что индейцы в американском бессознательном кажутся
носителями или символами героических действий и духовных видений, и, должен
добавить, эроса, глубокого чувства родственности ко всей жизни; в индейцах
проявляется лучшее что есть в американцах[6]. Юнг также замечает, что дух
завоеванных людей, индейцев в нашем случае, неизбежно проникнет в
бессознательное завоевателей:
Без сознательной имитации американцы бессознательно излучают
спектральное поле ума и темперамента Красного Человека. Здесь нет ничего
таинственного. Так было всегда: завоеватель подчиняет себе коренных
обитателей телесно, но подчиняется им духовно[7].