"Теннесси Уильямс. Рассказы, Эссе" - читать интересную книгу автора

чтобы набраться духу и впустить в дом незнакомого человека.
Наконец дверь боязливо отворилась, и вот она, Лора: в длинном, чуть не
до полу черном шифоновом платье из гардероба матери, неловко переступает в
лодочках на высоченном каблуке - ни дать ни взять опьяневший журавушка в
унылом оперении. Мы уставились на нее, и она тоже глядела на нас блестящими,
как стекло, глазами, затравленно вобрав голову в хрупкие плечи-крылышки.
- Привет! - сказал Джим, не дожидаясь, пока я его представлю, и
протянул ей руку, но сестра лишь на мгновение коснулась ее.
- Извините меня, - прошептала она, потом повернулась и, затаив дыхание,
испуганным призраком скользнула в дверь своей комнаты. На какой-то момент
нашим взорам предстало ее святилище в мягком сиянии безмолвно звенящего
стекла, затем дверь быстро, но бесшумно закрылась.
Джим обомлел от изумления.
- Сестра? - спросил он.
- Да, - кивнул я - Ужасно стесняется чужих.
- Похожа на тебя, - объяснил Джим. - Только хорошенькая.
Лора не появлялась до тех пор, пока ее не позвали обедать. За откидным
столом она сидела рядом с Джимом, то и дело пугливо клонясь в другую
сторону. Лицо ее лихорадочно горело, веко - то, что поближе к Джиму, -
нервно подергивалось. Во время обеда вилка трижды вываливалась у нее из руки
и с грохотом падала на тарелку. Поминутно она подносила ко рту стакан с
водой и делала мелкие судорожные глотки, даже когда вода уже была выпита. И
все неуклюжей, все суетливей хваталась то за нож, то за вилку.
Я никак не мог придумать, что бы такое сказать.
Всю тяжесть светской беседы - какая уж там у нас получалась - взяла на
себя мать. Она стала расспрашивать гостя о его доме и семье. С восторгом
приняла известие, что у его отца есть собственное торговое дело - обувной
магазинчик где-то в Вайоминге. Сообщение о том, что наш гость посещает
вечерние бухгалтерские курсы, воодушевило ее еще больше. А чем он увлекается
помимо работы? Радиотехникой? Ай-яй-яй! Какой многообещающий юноша, уж он,
безусловно, в жизни пробьется, это сразу видно!
Потом она заговорила о своих детях. Лора, поведала она ему, не создана
для деловой карьеры. Зато она домоседка и такая хозяйственная, а ведь
истинное призвание женщины - создавать в доме уют, не правда ли?
Джим со всем соглашался - видимо, совершенно не чувствуя, куда она
клонит. Я молча терзался, стараясь не замечать, что Лора дрожит все сильнее,
а мать каким-то непостижимым образом умудряется этого не видеть.
Но как все это ни было тяжко, не просто тяжко - мучительно, я с ужасом
ждал той минуты, когда мы встанем из-за стола и перейдем в душную маленькую
гостиную, где уже не будет спасительного отвлечения, каким служила еда. Я
представил себе: сидим мы все четверо в гостиной, и говорить больше
решительно не о чем, даже мать исчерпала неиссякаемый, казалось, запас
вопросов о доме Джима и его семье, и вот мы сидим молча, слушаем шипение
радиатора, нервно откашливаемся и прямо-таки пропадаем от неловкости.
Но когда с бланманже было покончено, вдруг свершилось чудо.
Едва мать поднялась, чтобы убрать со стола, Джим хлопнул меня по плечу
и сказал:
- А ну, Щепка, давай-ка пороемся в твоих старых пластинках!
Беззаботно, непринужденно прошел он в гостиную и плюхнулся на пол у
столика с граммофоном. Он перебирал заигранные пластинки, читая их названия