"Оскар Уайлд. De Profundis (Тюремная исповедь)" - читать интересную книгу автора

губишь совершенно, а я тоже не даю тебе настоящей радости, и что
единственное мудрое, логическое решение - расстаться окончательно и
бесповоротно. Позавтракав, ты уехал с мрачным видом, оставив для меня у
привратника одно из самых оскорбительных писем. Но не прошло и трех дней,
как ты телеграфировал из Лондона, умоляя простить тебя и позволить тебе
вернуться. Дом был снят ради тебя. По твоей просьбе я пригласил твоих
собственных слуг. Меня всегда страшно огорчало, что из-за своего ужасного
характера ты становишься жертвой таких диких вспышек. Я был очень привязан к
тебе. И я разрешил тебе вернуться и простил тебя. А еще через три месяца, в
сентябре, начались новые скандалы. Поводом был мой отзыв о твоем переводе
"Саломеи", когда я тебе указал на твои ученические ошибки. К тому времени ты
уже настолько знал французский, что и сам мог бы понять, насколько этот
перевод недостоин не только тебя как оксфордского студента, но недостоин и
оригинала, который ты пытался передать. Тогда ты, конечно, этого не признал,
и в одном из самых резких писем по этому поводу ты говорил, что "никаким
интеллектуальным влиянием" ты мне не обязан. Помню, что, читая эти строки, я
почувствовал, что за все время нашей дружбы это была единственная правда,
которую ты мне написал. Я понял, что человек духовно менее развитый
соответствовал бы твоей натуре гораздо больше. Говорю об этом без горечи, -
просто в этом сущность всякого содружества. Ведь, в конечном счете, любое
содружество, будь то брак или дружба, основано на возможности беседовать
друг с другом, а такая возможность зиждется на общих интересах, тогда как у
людей совершенно различного культурного уровня общие интересы обычно бывают
самого низменного свойства. Тривиальность в мыслях и поступках -
очаровательное качество. Я построил на нем блистательную философию моих пьес
и парадоксов. Но вся накипь, вся нелепость нашей жизни часто становились мне
в тягость; мы с тобой встречались только в грязи, на самом дне, и какой бы
обольстительной, слишком обольстительной ни была единственная тема, к
которой сводились все твои разговоры, мне она в конце концов стала
приедаться. Порой мне становилось смертельно скучно, но я терпел и это, как
терпел твое пристрастие к мюзик-холлам, твою манию бессмысленных излишеств в
еде и питье, как и все неприятные мне черты твоего характера: с этим
приходилось мириться - это была часть той дорогой цены, которую надо было
платить за дружбу с тобой. Когда я, после Горинга, поехал на две недели в
Динар,[25] ты страшно рассердился на меня за то, что я не взял тебя с собой,
непрестанно устраивал мне перед отъездом неприятнейшие сцены в отеле
"Альбемарл", а потом послал несколько столь же неприятных телеграмм в
имение, где я гостил несколько дней. Помнится, я тебе сказал, что твой
долг - побыть некоторое время со своими родными, так как ты все лето провел
вдали от дома. Но на самом деле, буду с тобой совершенно откровенен, я ни в
коем случае не мог допустить тебя к себе. Мы пробыли вместе почти три
месяца. Мне необходимо было передохнуть, освободиться от страшного
напряжения в твоем присутствии. Мне непременно нужно было остаться наедине с
собой. Отдых был мне интеллектуально необходим. Сознаюсь - тогда я решил,
что то твое письмо, о котором я говорю выше, послужит отличным предлогом
прекратить роковую дружбу, возникшую между нами, - и прекратить ее без
всякой горечи, что я уже и пытался сделать в то солнечное утро, в Горинге,
три месяца назад. И надо сознаться, что один из моих друзей, к которому ты
обратился в трудную минуту, объяснил мне, какой обидой, более того - каким
унижением для тебя было получить свой перевод обратно, словно школьную