"Оскар Уайльд. Портрет г-на У.Г." - читать интересную книгу автора

подсказывают, что друга Шекспира звали так же, как его самого, - Уилл.
С другими, весьма неудачными догадками, высказанными комментаторами, -
что инициалы искажены опечаткой, и читать следует "господину У.Ш.", то
есть "Уильяму Шекспиру", что господин У.Г. - это Уильям Гэсауэй, или что
после слова "желает" нужно поставить точку, превратив тем самым господина
У.Г. из человека, которому посвящены сонеты, в автора посвящения, - Сирил
расправился очень быстро, и нет нужды приводить здесь его аргументы, хотя,
помнится, он до колик рассмешил меня, прочтя вслух (к счастью, не в
оригинале) несколько выдержек из какого-то немецкого комментатора по имени
Барншторф, который настойчиво доказывал, что господин У.Г. не кто иной,
как господин "Уильям Самолично" [англ. W(illiam) H(imself)]. Ни на минуту
не допускал он и мысли о том, что сонеты простая пародия на произведения
Дрейтона и Джона Дэвиса Герфорда. Сирилу, как, впрочем, и мне, стихи эти
казались исполненными глубокого и трагического чувства, вобравшего в себя
всю горечь, исторгнутую шекспировским сердцем, и всю сладость, излитую его
устами. Еще менее он склонен был признать сонеты философской аллегорией, в
которой Шекспир обращается к своему идеальному "Я", или к идеальному
Мужскому Образу, Духу Красоты, Разуму, Божественному Логосу, Католической
Церкви. Он чувствовал, как и все мы, что стихи адресованы определенному
лицу, некоему юноше, чей образ почему-то рождал в душе Шекспира безумную
радость и столь же безумное отчаяние.
Как бы подготовив себе почву сказанным, Сирил попросил меня выбросить
из головы любые предвзятые мнения, какие могли сложиться у меня по поводу
сонетов, и выслушать с вниманием и беспристрастием его собственную теорию.
Вопрос, сказал он, состоит в следующем: кто был тот юноша, современник
Шекспира, который, не будучи благороден ни по рождению, ни даже по натуре,
был воспет им с таким пламенным обожанием, что остается лишь дивиться
этому странному преклонению, почти страшась приподнять завесу, скрывающую
тайну, что жила в сердце поэта? Кто был он, обладавший красотой столь
удивительной, что она наполнила собой все шекспировское искусство, стала
источником его вдохновения, воплощением самой сокровенной его мечты?
Смотреть на него только как на героя лирических стихов - значит совершенно
их не понимать. Ведь, говоря в сонетах об искусстве, Шекспир подразумевает
не сами сонеты, ибо для него они были лишь тайным и мимолетным увлечением,
- нет, речь в них идет о его драматическом искусстве, и тот, кому Шекспир
сказал:

Искусство все - в тебе; мой стих простой
Возвысил ты своею красотой, -

тот, кому он сулил бессмертие:

Ты будешь жить, земной покинув прах,
Там, где живет дыханье, - на устах
[пер. - С.Маршак], -

был, конечно же, не кем иным, как юношей-актером, для которого он
создал Виолу и Имоджену, Джульетту и Розалинду. Порцию, Дездемону и даже
Клеопатру. В этом и состояла теория Сирила Грэхэма, которую, как видишь,
он построил на основании одних только сонетов и которая опиралась не