"Джеймс Уайт. Чрезвычайные происшествия ("Космический госпиталь" #5) " - читать интересную книгу авторавоззрился на Конвея.
- Если в течение ближайших тридцати минут у больного не произойдет обширного мозгового кровоизлияния, - резко проговорил диагност, - то, весьма вероятно, впоследствии ему грозит смерть от дегенеративных процессов, связанных со старением. А теперь прекратите отвлекать мою ассистентку, Конвей, и займитесь своим собственным пациентом. По пути в седьмую палату Конвей задумался о том, каким образом Приликла способен оценивать эмоциональное излучение пребывавшего в бессознательном состоянии ЭГКЛ, в то время как вокруг цинрусскийца бушевали эмоции, излучаемые десятками существ, пребывавших в полном сознании. Может быть, эмпату это удавалось за счет болезненной гиперчувствительности? Однако какая-то частичка разума подсказывала Конвею, что это не так. В палате оказался О'Мара. Здесь царила невесомость, и Главный психолог, держась за скобу, парил в воздухе и вместе с Приликлой наблюдал за ходом операции с помощью палатного монитора. - Конвей, прекратите! - резко проговорил О'Мара. А ведь он постарался сдержаться, когда увидел, в каком состоянии эмпат. Но половина его сознания теперь принадлежала цинрусскийцу, представителю вида, заслуженно считавшегося самым чувствительным и жалостливым в Галактической Федерации, и эта половина содрогнулась при виде страдавшего собрата. А человеческая половина сознания Конвея, естественно, сострадала другу, попавшему в беду. Как трудно было обеим половинкам его сознания сохранить профессиональное спокойствие! - Мне очень жаль, - смущенно проговорил он. - Я знаю, друг Конвей, - обернувшись к нему, отозвался Приликла. - Тебе - Его об этом предупреждали, - буркнул О'Мара, но на Конвея посмотрел с тревогой. Конвей чувствовал себя существом, принадлежащим к расе эмпатов. Вся его память, вся его жизнь в обличье ГНЛО принадлежали здоровому и счастливому эмпату, но он перестал быть эмпатом. Он мог видеть, слышать Приликлу, прикасаться к нему, но у него недоставало органа, который позволил бы ему ощущать эмоции друга. Если бы это было ему дано, то каждое слово, каждая фраза, каждый жест для него приобретали бы особенную, тончайшую окраску - именно это и ощущали при визуальном контакте двое цинрусскийцев. Конвей помнил, что владел способностью эмпатического контакта, помнил о том, что владел ею всю свою жизнь, но теперь он стал в этом смысле глухонемым. И то, что он теперь ощущал рядом с Приликлой, было всего лишь плодом его воображения. Это была симпатия, а не эмпатия. Его человеческий мозг был лишен отдела, ответственного за эмпатию, и он не овладел ею за счет записи мнемограммы цинрусскийца. Однако в мнемограмме содержались и другие воспоминания - в частности, богатейшие знания по цинрусскийской клинической физиологии, и этими знаниями Конвей мог воспользоваться. - Если вы не возражаете, доктор Приликла, - проговорил Конвей холодно и формально, - мне бы хотелось вас обследовать. - Конечно, друг Конвей. - Приликла перестал судорожно подергиваться, его дрожь стала ритмичной, а это означало, что Конвей овладел своими эмоциями. - У меня появились новые, очень неприятные симптомы, доктор. - Я вижу это, - сказал Конвей, осторожно приподнял одно из радужных |
|
|