НАШИ ДОМАШНIЯ ДѢЛА СОВРЕМЕННЫЯ ЗАМѢТКИ "Время", № 5, 1862

Некрасива подкладка души человѣческой, если вывернуть ее наружу всю, безъ утайки! Знаете вы положимъ хорошаго человѣка и ведете съ нимъ хорошiя, человѣческiя отношенiя, видите его мыслящимъ и дѣйствующимъ въ кругу другихъ хорошихъ людей и говорите сами себѣ:

"NN прекрасный человѣкъ!"

Случается вамъ сходиться съ нимъ съ глазу на глазъ и слушать его… Много свѣтлыхъ мыслей уронилъ онъ предъ вами, много разъ повѣяло на васъ тепломъ отъ его сердца, и вы повторяете съ несомнѣнной увѣренностью:

"NN прекрасный человѣкъ!"

Но вотъ случай велѣлъ вамъ стать съ нимъ рядомъ, плечо съ плечомъ, и идти въ ногу по узкой жизненной тропинкѣ, прiютиться подъ одну и туже кровлю, оградиться однѣми и тѣми же четырьма стѣнами… Вы дома и онъ дома. Какъ физическому человѣку невозможно у себя дома оставаться постоянно въ тѣхъ же одеждахъ, въ которыхъ онъ является въ люди, такъ и нравственному человѣку въ своемъ углу нельзя иногда не разоблачиться, не снять верхнихъ покрововъ и не показать душевной подкладки. Распахнетъ онъ сначала одну полу, потомъ другую; потомъ, привыкнувъ къ вашему неотступному взгляду, въ злую минуту домашняго увлеченiя распахнется окончательно и раскинетъ передъ вами всю подкладку. При первомъ его движенiи начинаютъ поражать васъ и колоть вамъ глазъ небольшiя, но невзрачныя пятнышки, разбросанныя на этой подкладкѣ, пятнышки, которыхъ вы прежде не подозрѣвали, потомучто они не просвѣчиваютъ на лицевую сторону и не нарушаютъ ея безукоризненнаго блеска. Если вы человѣкъ "добродушнаго свойства", то при видѣ окончательно раскинувшейся подкладки, вовсей ея невзрачности, вами можетъ овладѣть скорбь о томъ, что хорошiй человѣкъ раздвоился передъ вами такъ, что вы и не знаете, какъ сложить двѣ его половинки. Если случиться вамъ, читатель, быть въ такомъ положенiи, — не скорбите: я, пишущiй эти строки, имѣющiй несчастiе принадлежать къ типу людей "добродушнаго свойства", въ чемъ нерѣдко даже слышу дружескiе упреки, — я имѣлъ на своемъ вѣку поводы предаваться подобной скорби, а потомъ созналъ всю неосновательность ея. Одинъ прiятель, — хорошiй человѣкъ и даже задуманный природою въ большихъ размѣрахъ физически и нравственно, — особенно навелъ меня на это сознанiе, именно въ то время, когда я подслушалъ въ немъ потребность — въ извѣстныя минуты жизни уходить къ себѣ, укрываться отъ взоровъ самыхъ близкихъ людей, для того, какъ узналъ я послѣ, чтобъ имѣть время и возможность подвернуть выбивающуюся наружу подкладку своей широкой души… Потому неосновательна скорбь о существованiи испятнанной душевной подкладки, что безъ нея не живутъ люди въ нашемъ несовершенномъ мiрѣ; безъ нея хорошiй человѣкъ сталъ бы на такую страшную высоту, что никогда не дотянулась бы до него ваша дружеская рука. Былъ у насъ одинъ человѣкъ, который "въ гордомъ смиренiи" задумалъ было вывести изъ своей душевной одежды всѣ пятна, какiя только были въ ней, задумалъ было стать на высоту совершеннѣйшей нравственной чистоты, и — чтоже вышло? Вышло то, что у него закружилась голова до смерти, и онъ погибъ!.. Перечтите "Авторскую исповѣдь" Гоголя, если не вѣрите…

Однако колятъ глазъ пятна; чтоже дѣлать съ ними? — Оставляйте ихъ при себѣ, не основывайте на нихъ вашихъ отношенiй къ ближнимъ; не подчивайте друга "всякой дрянью, какая ни есть у васъ на душѣ", какъ выразился гдѣ-то тотъ же Гоголь. Какое дѣло другу и всему честному народу до того, чтó иногда, вопреки вашей волѣ, шевельнется у васъ на душѣ? Выходя въ люди, "помажьте голову и умойте лицо", да ужь и одежду надѣньте лицевой стороной, а не изнанкой… Такъ поступаютъ и не могутъ поступать иначе люди, искренно желающiе стать въ правильныя отношенiя къ другимъ людямъ; такъ поступаютъ и не могутъ поступать иначе общественные дѣятели, глубоко и вѣрно понимающiе святость своей дѣятельности.

Давайте же поступать такъ, читатель, и не будемъ скорбѣть о существованiи мелкихъ пятнышекъ на домашней одеждѣ души человѣческой, еслибы даже они какъ-нибудь, по неосторожности друга, и мелькнули у насъ передъ глазами; умѣримте даже скорбь и о томъ, что наша юная словесность, наша журнальная литература, въ порывѣ домашняго увлеченiя, забыла въ послѣднее время мудрое правило человѣческихъ отношенiй, святое правило о змѣиной мудрости и голубиной чистотѣ, второпяхъ и въ суетѣ накинула на плечи домашнюю одежду наизнанку, подкладкой вверхъ, побѣжала въ люди съ немазаной головой и неумытымъ лицомъ и принялась подносить всякую дрянь, какая ни была на душѣ, нетолько своему собрату, но всему вашему, читатель, достолюбезному обществу, жаждущему

мысли плодовитой

И генiемъ начатаго труда, -

и принужденному вмѣсто того созерцать невзрачныя подкладки, мелькающiя въ разгарѣ рукопашныхъ битвъ раздражонныхъ дѣятелей общественнаго слова… Мы не будемъ скорбѣть объ этомъ явленiи, потомучто и сквозь него можно высмотрѣть свѣтлую точку надежды: чѣмъ больше выйдетъ наружу всякой дряни, тѣмъ чище будетъ потомъ внутренность, — вѣдь долженъ же быть когда-нибудь конецъ этому изверженiю! Въ процесъ выдѣлки хлѣбнаго вина входитъ такъ-называемая кажется бражка — нѣчто мутное, некрасивое и невкусное, изъ чего потомъ выходитъ очень чистый и очень крѣпкiй спиртъ. Правда, винную бражку никто не пьетъ, ею никого не подчуютъ; а журнальную бражку подносятъ намъ съ вами въ видѣ непрошенаго угощенiя. Это нехорошо со стороны хозяевъ; бражка невкусна, душа не принимаетъ, — да чтоже дѣлать? потерпимъ, подождемъ: можетъ-быть и изъ этой словесной бражки выйдетъ потомъ что-нибудь подобное спирту по чистотѣ и крѣпости.

Это такъ, и мы не будемъ указывать въ отдѣльности ни на одну домашнюю журнальную схватку, потомучто ихъ очень много и онѣ очень замѣтны. Но въ нѣкоторыхъ изъ нихъ есть одно немного смущающее обстоятельство: есть у насъ обличители, — люди нужные, даже необходимые въ данную минуту; они стоятъ на томъ, чтобъ смотрѣть за собратами, и какъ только кто проговорился неловко, обнаружилъ рѣжущую слухъ, несвоевременную черту, — обличители крикнутъ на него, и крикнувши, тотчасъ одушевляются звукомъ собственнаго голоса и накидываются на проговрившагося собрата всей силой энергическаго обличенiя; крикъ поднимаютъ они страшный, за которымъ не слышатъ, чтó говоритъ жертва ихъ гнѣва, не слышатъ, что она можетъ-быть давно говорить о другомъ, достойномъ полнаго вниманiя; они уже вписали имя собрата на черную достку, не чаютъ отъ него ничего добраго, и нѣтъ ему отъ нихъ прощенiя. Такъ случилось напримѣръ съ однимъ журналомъ, который неловко отнесся къ смѣлому движенiю учащагося юношества, а потомъ еще болѣе неловко высказался по поводу новаго расширенiя гражданскихъ правъ для нѣкогда-гонимыхъ иноплеменниковъ. Обличители записали его на черную доску, и уже вѣрно не слушаютъ его, не слушаютъ, даже когда онъ опредѣляетъ общество, пытаясь выяснить его великое значенiе, которое у насъ еще такъ смутно сознается самимъ обществомъ; не слушаютъ голоса, который говоритъ:

"Частныя лица, какъ физическiе атомы, какъ шарики крови, раждаясь въ обществѣ, - въ этомъ средоточiи организма (государственнаго), убѣгая отъ него и возвращаясь къ нему, сообщаютъ всему тѣлу и его частямъ ростъ, размѣры и пропорцiональность; а государство, какъ отвлеченный умъ или разсудочная способность организма, служитъ регуляторомъ для дѣйствiя общества, — этого сердца, полнаго крови и жизни, — то ускоряя, то замедляя, то направляя его бiенiе. Этотъ-то организмъ называютъ государственнымъ, и разсматривая его только снаружи, только со стороны, да сверху внизъ, — даже просто государствомъ. Но очевидно, что собственно живетъ, сообщаетъ всему жизнь и распространяетъ ее повсюду — общество, сердце организма, которое одно живетъ всею полнотою жизни физúческой — въ лицѣ своихъ атомовъ, частныхъ лицъ, и полнотою жизни духовной — при посредствѣ своей способности рождать изъ себя или создавать начала и принципы, которые потомъ уже, дѣйствiемъ государства, обращаются въ законы. Частныя лица также живутъ, мыслятъ, чувствуютъ, страдаютъ, — но, какъ шарики крови, какъ атомы, родясь, скоро умираютъ, замѣняясь новыми; а государство погружено въ одну отвлеченную работу — сознать начала общественной жизни, возвести ихъ въ ясную формулу общихъ законовъ и обезпечить ихъ ненарушимость. Только обществу суждено жить какъ живутъ частныя лица, но жить вѣчно, и въ этой вѣчной жизни мѣняться, волноваться, увлекаться, чаять, вѣровать, любить, ненавидѣть."

Въ другомъ мѣстѣ, въ другой статьѣ на туже тему говорится, что общество есть часть народа, выдѣлившаяся изъ него и образовавшая "ту среду, въ которой совершается сознательная, умственная дѣятельность всего народа; которая создается всѣми духовными силами народными, разработывающими народное самосознанiе"; что "общество (говоря другими словами) есть народъ во второмъ моментѣ, народъ самосознающiй" (тогда какъ въ первомъ моментѣ народъ живетъ непосредственной жизнью и не составляетъ еще общества въ томъ смыслѣ, какъ оно здѣсь опредѣляется). Далѣе — что "общество не есть явленiе политическое, что сила его есть сила нравственная, сила общественнаго мнѣнiя, и что орудiе дѣятельности общества есть слово, попреимуществу печатное и разумѣется свободное". Наконецъ — что "стѣсненiе печатнаго слова, когда явилась въ немъ потребность, когда стало-быть въ народѣ возникло общество, — есть нарушенiе правильныхъ отправленiй общественнаго организма, есть умерщвленiе жизни общества, и слѣдовательно опасно для самаго государства, допускающаго такое стѣсненiе. Какъ дерево можетъ существовать только до тѣхъ поръ, пока въ немъ есть жизнь сердцевины, какъ съ прекращенiемъ этой жизни сохнетъ и каменѣетъ кора, такъ и государство, — когда уже разъ совершилось это новое движенiе въ бытiи народномъ, — можетъ существовать только до тѣхъ поръ, пока живетъ общество. Зерно способно долго сохраняться какъ зерно; но если оно разъ начало жить какъ дерево, въ корняхъ, стволѣ и листьяхъ, — дерево уже не можетъ быть остановлено въ своемъ развитiи, въ своей дѣятельности, не можетъ быть лишено воздуха, свѣта, тепла: иначе оно погибнетъ. Никакiя въ мiрѣ либеральныя учрежденiя не замѣнятъ свободы общественнаго слова, никакiя консервативныя охраны не замѣнятъ охранительной силы свободнаго слова, — если только есть что достойное охраненiя, — никакiе законы неимѣютъ прочности и живительнаго дѣйствiя безъ помощи общественнаго сознанiя, слѣдовательно безъ его дѣятельности и жизни въ свободномъ словѣ."

Такъ говоритъ журналъ, подпавшiй подъ опалу обличителей, и они вѣроятно не захотятъ прислушаться къ этому голосу, думая пофарисейски: "можетъ ли быть что доброе отъ Назарета!" Но мы все-таки выслушали его и полагаемъ, что некстати было бы намъ указывать вамъ, читатель, на достоинства или на степень справедливости высказаннаго имъ. Все это относится къ вамъ и къ той средѣ, въ числѣ членовъ которой вы состоите; стало быть все это вы можете сами провѣрить вашимъ внутреннимъ чувствомъ, которое, будучи возбуждено голосомъ опальнаго журнала, поможетъ вамъ опредѣлить значенiе вашей среды и ваше собственное значенiе, какъ входящаго въ ея составъ атома. Признайтесь только, не ново ли для васъ приводить въ сознанiе это значенiе? Если такъ, то вникните въ мысль и не полѣнитесь привести ее въ сознанiе полное и ясное: оно подниметъ васъ въ собственныхъ глазахъ и дастъ новыя силы вашему духу. При этомъ нелишнимъ было бы и поразмыслить о томъ, въ какой степени дѣятельны и правильны въ настоящее время жизненныя отправленiя нашего «сердца», чѣмъ оно питается и что выработываетъ…

Продолжая уподобленiе собирательнаго государственнаго организма организму существа недѣлимаго, мы можемъ сказать, что "разсудочная способность" нашего организма уже формулировала мысль о возникшей жизненной дѣятельности «сердца» и вслѣдствiе того задумалась надъ судьбами общественнаго слова. Мы имѣемъ право это сказать въ виду высочайшего повелѣнiя 8 марта, которымъ упразднено главное управленiе цензуры, изъяты отъ разсмотрѣнiя общей цензуры всѣ изданiя правительственыхъ учрежденiй и губернскiя вѣдомости; отмѣнены назначенные отъ разныхъ вѣдомствъ чиновники для просмотра статей, касающихся этихъ вѣдомствъ; наконецъ — предоставлено управляющему министерствомъ народнаго просвѣщенiя "составить неотлагательно комиссiю для пересмотра, измѣненiя и дополненiя постановленiй по дѣламъ книгопечатанiя".

Мы знаемъ, — знаютъ вѣроятно и читатели, просматривающiе наши ежедневныя газеты, — что эта комиссiя уже составлена, подъ предсѣдательствомъ статсъ-секретаря князя Оболенскаго, изъ членовъ: тайнаго совѣтника В. А. Цэе, академика Веселовскаго, дѣйствительнаго статскаго совѣтника Воронова и професора Андреевскаго. Знаемъ также, что 19 марта было первое засѣданiе комиссiи, въ которомъ начертана програма предстоящихъ ей работъ. Вотъ что предстоить ей сдѣлать:

"Вторая часть труда будетъ заключаться въ составленiи устава цензурнаго."

Въ извѣщенiе о засѣданiи 19 марта сказано, что "непредрѣшая нынѣ вопроса о томъ, какiя именно произведенiя словесности, наукъ и искуства могутъ быть изъяты отъ дѣйствiя предварительной цензуры, комиссiя будетъ имѣть въ виду разработку законодательства карательнаго, независимо отъ постановленiй цензурныхъ, въ томъ предположенiи, что при существованiи полнаго законодательства о книгопечатанiи и при устройствѣ судебныхъ органовъ преслѣдованiя, кругъ вѣдѣнiя цензурныхъ постановленiй можетъ быть сокращаемъ постепенно, по указанiямъ опыта и по мѣрѣ того, какъ новое законодательство утвердится практикою и перейдетъ въ сознанiе самой литературы".

При этомъ выражено желанiе: 1) чтобы литераторы и редакторы перiодическихъ изданiй сообщали комиссiи свои мысли и соображенiя по вышеозначеннымъ предметамъ ея занятiй; 2) чтобы литература наша нѣсколько ближе ознакомила публику съ вопросами до законодательства о печати относящимися, такъ какъ сравнительное изложенiе законодательствъ другихъ образованныхъ государствъ и теоретическая оцѣнка ихъ могли бы приготовить общественное мнѣнiе къ правильному разумѣнiю силы и значенiя новой системы законодательства о книгопечатанiи.

Возвращаясь еще разъ къ обличителямъ, мы должны сказать: жаль, что они налагаютъ свои опалы безвозвратно; а еще болѣе жаль намъ бываетъ обличителей и всякаго рода протестантовъ въ тѣхъ случаяхъ, когда злорадостные люди улучатъ возможность самимъ имъ нанести ударъ, употребляя при этомъ извѣстный, очень ловкiй прiемъ, состоящiй въ томъ, чтобъ бросить въ глаза фактъ, освѣтивъ его такимъ образомъ, что онъ начинаетъ казаться неотразимымъ доказательствомъ неразумiя разныхъ молодыхъ увлеченiй. "Вотъ, говорятъ, вы хотѣли того-то; дѣло было вотъ какъ, и вотъ что вышло. Чего жъ вы хотѣли и что взяли?" Тутъ разумѣется приводятся только тѣ обстоятельства дѣла, которыя нужны для цѣли, и опускаются всѣ тѣ, которыя могутъ ослабить эфектъ нагляднаго доказательства. Прекратились напримѣръ публичныя лекцiи, которыми пытались было повозможности вознаградить временное небытiе петербургскаго университета, — и тотчасъ появились люди съ язвительной улыбкой на устахъ и съ такими рѣчами: "Вы говорили, что университетъ не достигалъ возможной степени совершенства, потомучто мѣшала регламентацiя. Но вотъ онъ прекратилъ свое существованiе; внѣ его стѣнъ образовался новый, на другихъ, желанныхъ началахъ, безъ вмѣшательства регламентацiи; у новаго университета не было никакихъ предписанныхъ правилъ; ему не мѣшали, онъ возникъ на чувствѣ свободы, на началахъ самоуправленiя… Чтоже? чѣмъ дѣло кончилось? Новаго университета нѣтъ, но не по милости регламентацiи: комитетъ закрылъ его. А отчего закрылъ? оттого что на одномъ литературномъ вечерѣ случилось какое-то побочное обстоятельство которое собственно не должно бы останавливать хода отечественнаго просвѣщенiя"… и пр. ("Наше Время" № 63).

Слушая такiя рѣчи, такъ и видишь, какъ человѣкъ улыбается и потираетъ руки.

Кстати объ эфектахъ. Господинъ А. Пономаревъ адресовался къ г. редактору газеты "Наше Время" съ посланiемъ, въ которомъ излилъ свою скорбь о томъ, что заспорили два достойные уваженiя писателя, именно гг. Чичеринъ и Катковъ, о такомъ предметѣ, въ которомъ они, по мнѣнiю г. Пономарева, непремѣнно должны быть согласны между собою. Мнѣнiе свое г. Пономаревъ основалъ на общемъ положенiи, имъ самимъ изобрѣтенномъ и составлющемъ справедливую гордость изобрѣтателя; вотъ оно, это новоизобрѣтенное положенiе: "когда двое спорятъ, то они вѣрно согласны другъ съ другомъ… " Новый свѣтъ!.. Колумбъ!.. шепчемъ мы, поражонные силою человѣческой изобрѣтательности, и тотчасъ же идемъ къ слѣдующему заключенiю отъ противнаго: "когда двое поддакиваютъ одинъ другому, то они совершенно несогласны другъ съ другомъ"… Вѣдь кажется такъ выходитъ? Ну да! теперь мы будемъ знать: если двое заспорили, значитъ готовиться миръ, любовь и согласiе; а какъ только двое становятся въ положенiе крыловскихъ кукушки и пѣтуха и начинаютъ взаимно восторгаться мыслями другъ друга, значитъ быть худу, быть великой войнѣ и потасовкѣ. Г. Пономаревъ находитъ подтвержденiе своему положенiю въ гг. Чичеринѣ и Катковѣ; онъ именно приводитъ одно мѣсто изъ г. Каткова, утверждая, что подъ этимъ мѣстомъ съ удовольствiемъ подписалъ бы свое имя г. Чичеринъ. Чтожъ? очень можетъ быть! Можетъ-быть дѣйствительно гг. Катковъ и Чичеринъ послужатъ блистательнымъ и единственнымъ подтвержденiемъ положенiя г. Пономарева. Но дѣло не въ томъ: мы говорили объ эфектѣ. Нужно поэтому привести заключительныя слова статьи г. Пономарева, написанныя въ разчетѣ на сильнѣйшiй эфектъ. Слушайте:

"Онъ (г. Чичеринъ) первый заговорилъ у насъ въ журналахъ о государствѣ, о централизацiи, объ охранительныхъ началахъ. Это вопросы серьозные, они разработывались въ Европѣ лучшими умами, замѣчательнѣйшими учеными и политическими дѣятелями; но у насъ, по нашему малолѣтству, эти слова показались многимъ, неслыхавшимъ объ нихъ, какими-то пугалами, изобрѣтенiя г. Чичерина. Многiе убѣждены въ душѣ и очень искренно, очень почтенно, что государство значитъ шарманщикъ съ плетью въ рукѣ, предъ которымъ пляшетъ обезьяна въ чепчикѣ; централизацiя — такая штука, что съ нею опостылѣетъ божiй свѣтъ, а охранительныя начала — мертвечина, отсталость, ветошь, которую непокраснѣвъ до ушей нельзя показывать въ люди."

Эфектъ произведенъ, и читатель безъ сомнѣнiя хохочетъ надъ собственнымъ малолѣтствомъ и начинаетъ благоговѣть предъ г. Чичеринымъ, который великодушно помогъ дѣтскому неразумѣнiю, растолковавъ дѣтямъ слова, имъ дотолѣ неизвѣстныя, неслыханныя. Жаль только, что въ воображенiи г. Пономарева достало образовъ для одного ложнаго понятiя о государствѣ (шарманщикъ съ обезьяной), а таковыя же понятiя о централизацiи и охранительныхъ началахъ остались неолицетворенными. Очень жаль! Теперь мы знаемъ, какъ у насъ понималось государство до г. Чичерина: шарманщикъ съ плетью! А вотъ централизацiя — кáкъ мы въ дочичеринскiя времена относились къ ней? Штука? Да чтоже штука? это не довольно наглядно. Вѣдь понятiе это разработывалось за моремъ, мы съ централизацiей непосредственно не знакомы (не правда ли?), не можемъ повѣрить на себѣ, точно ли можетъ съ ней опостылѣть божiй свѣтъ; конечно безъ г. Чичерина и она должна была представиться намъ также въ какомъ-нибудь страннѣйшемъ и невѣроятномъ образѣ… Раскажите же пояснѣе, г. Пономаревъ, кáкъ именно, въ видѣ какой «штуки» представляли мы централизацiю до г. Чичерина!

Имя сего ученаго возвращаетъ насъ опять къ обличителямъ и протестантамъ. Ихъ нещадныя и невозвратныя опалы, выражаемыя съ мягкостью рѣчи Собакевича, кромѣ выше указанной нами стороны, имѣютъ и другую, несовсѣмъ безполезную. Онѣ имѣютъ такъ-сказать разъѣдающее свойство, которое иногда помогаетъ намъ дѣлать психологическiя наблюденiя. Подъ ихъ дѣйствiемъ лопается всякая сдержанность, и раскрывается страшное состоянiе духа людей, которыхъ безъ того можно было бы считать очень хладнокровными. Говоря попросту, онѣ выводятъ изъ терпѣнья, заставляютъ нѣкоторыхъ людей выходить изъ себя. Такимъ образомъ мы имъ обязаны между прочимъ тѣмъ, что знаемъ имя кошемара, давящаго г-на Чичерина. Имя это — либералъ, либералъ уличный и опозицiонный, въ отличiе отъ либерала охранительнаго, каковымъ разумѣетъ и самого себя г. Чичеринъ. Разумѣя себя охранительнымъ либераломъ, г. Чичеринъ какъ-видно страдаетъ отвращенiемъ отъ либераловъ всѣхъ другихъ сектъ, подобно правовѣрному мусульманину-суниту, считающему невѣрныхъ шаги (шiитовъ) и всѣ другiя мухамеданскiя секты погаными еретиками.

"Уличный либералъ — вырывается у г. Чичерина въ 62 No газеты "Наше Время" — питаетъ непримиримую ненависть ко всему, что возвышается надъ толпою, ко всякому авторитету… Уличному либералу наука кажется насилiемъ, искуство — плодомъ аристократической праздности. Чуть кто отдѣлился от толпы, направляя свой полетъ въ верхнiя области мысли, познанiя и дѣятельности, какъ уже въ либеральныхъ болотахъ слышится шипѣнiе пресмыкающихся. Презрѣнныя гады вздымаютъ свои змѣиныя головы, вертятъ языкомъ и въ безсильной ярости стараются излить свой ядъ на все, что не принадлежитъ къ ихъ завистливой семьѣ.»

Кто это такъ смертельно уязвилъ душу г-на Чичерина? Вѣдь въ послѣднихъ словахъ (если не забывать, что они относятся къ либераламъ) слышится затаенная мука отчаянiя; это какъ-будто тотъ послѣднiй крикъ, послѣ котораго актеръ падаетъ и его уносятъ со сцены… Вотъ до чего можетъ довести человѣка уличная и всякая другая опозицiя! Кто же, кто такъ смертельно уязвилъ душу г. Чичерина?..

Успокоившись на радостномъ извѣстiи, что г. Чичеринъ просвѣтилъ насъ, малолѣтныхъ, относительно понятiя о государствѣ, мы уже почтемъ этотъ предметъ рѣшонымъ и займемся особенно тѣмъ, что нашему малолѣтству приспѣла пора просвѣтиться и относительно пониманья истиннаго значенiя общества, разумѣя его въ смыслѣ продукта народнаго самосознанiя. Обязанные слѣдить за возникающими у насъ мысями, мы останавлимаемся на этой мысли, какъ на совершенно своевременной и особенно нужной для насъ теперь, на этой мысли, которой мы готовы рѣшиться предсказать широкую и близкую будущность, если только не приостановится она по какой-нибудь неожиданности… Она нужна и важна для насъ именно потому, что въ дѣлѣ нашего народнаго самосознанiя мало могутъ помочь европейскiе умы, разработавшiе идею о государствѣ, и нашему возникающему обществу остается, ненадѣясь ни на европейскихъ ученыхъ, ни даже на самого г. Чичерина, самому, собственной головой уяснить предстоящую ему дѣятельность. Ему, какъ продукту народа, не за море же идти искать матерьяла для своей дѣятельности: его естественная задача — воздѣлыванiе почвы, на которой оно взросло. И вотъ опять приходимъ мы къ народу…

"Щедро надѣлена земля наша отъ природы естественными источниками и матерьялами народнаго богатства и благосостоянiя", говоритъ г. Щаповъ ("Вѣкъ" № 9-10). "Обильна умственная почва русскаго народа разнообразными богатствами, силами, талантами ума и дѣла, мысли и практики". Далѣе говоритъ онъ еще, что "въ настоящее время пробуждающагося народнаго самосознанiя намъ особенно нужны самородные умы"; что "эти самородные таланты могли бы вливать, вносить въ жизнь новые богатые элементы свѣжей, самобытной мысли, народнаго опыта" и пр. "Гибнутъ бѣдняги самородки наши въ глуши, въ захолустьяхъ!" восклицаетъ потомъ авторъ, пересчитавъ малое число выбившихся на свѣтъ нашихъ самородковъ, начиная съ Посошкова и Ломоносова и оканчивая Кольцовымъ и Бередниковымъ. "Такова ужь ихъ вѣковая горькая доля!.. Чтобъ чаще и полнѣе, и мощнѣе и шире проявляться самороднымъ силамъ народа, сначала нужно было выбиться изъ неволи, добиться свободныхъ правъ."

Когда-то хвастались мы способностью къ самоосужденiю; теперь боимся, не стали бы упрекать насъ въ самовосхваленiи: тàкъ много говоримъ мы о народѣ, относясь къ нему симпатически и останавливаясь на его хорошихъ сторонахъ. Но несправедливъ будетъ этотъ упрекъ, если его намъ сдѣлаютъ. Вопервыхъ мы хвалимъ собственно не себя, дѣйствуемъ объективно; вовторыхъ народъ нашъ столько терпѣлъ осужденiй и укоровъ въ его недостаткахъ — невѣжествѣ, лѣни и пр., что и доброе слово сказать о немъ лишнiй разъ уже не грѣхъ; втретьихъ, когда мы, принимаясь за самоосужденiе, раскрыли подлещащiе источники, то нашли въ нихъ такую обильную пищу, которая удовлетворила насъ до пресыщенiя. Объѣвшись этимъ кушаньемъ, невидя близкаго изсякновенiя источниковъ, изъ которыхъ льется это бражно, и чувствуя, что уже претитъ, мы конечно должны были ощутить потребность освѣжить вкусъ, а говоря проще — отыскать надежду на выходъ изъ удушающей среды. Подняли голову, оглянулись кругомъ, — все какъ-то полиняло, все потертыя шолковыя одежды съ почернѣвшими галунами и расползающимися прорѣхами; происходитъ ломка и пересторойка, пыль столбомъ, за ней не различишь хорошенько лицъ и физiономiй; надежда обрывается: плывучiй грунтъ не держитъ ея якоря. Обратились внизъ — якорь упалъ на плотный грунтъ, забралъ и — послышались симпатическiя рѣчи о народѣ. Стало-быть тутъ дѣло простое и понятное; понятна кажется и мысль о самородкахъ.

Да и то сказать, вѣдь не все же однѣ хвалебныя рѣчи слышатся о народѣ: корятъ же его за упрямство, закоренѣлую недовѣрчивость и въ тоже время за тупое легковѣрiе ко всякимъ нелѣпымъ слухамъ. Народъ долго молчалъ, ни въ чемъ неоправдываясь, молчалъ вѣки-вѣчные и можетъ-быть еще долго будетъ, въ массѣ, думать и дѣйствовать по-своему, молча; но со стороны отдѣльныхъ лицъ неожиданно начинаютъ слышаться оправданiя, рѣчи въ защиту сословiя. Читатели знаютъ, что въ газетѣ "Мировой Посредникъ" завелась крестьянская кореспонденцiя; въ 4 No этой газеты встрѣчаемъ статью: "Въ защиту нашего брата-крестьнина отъ разныхъ нападокъ", подписанную крестьниномъ Иваномъ Ивановымъ (проживающимъ въ Петербургѣ, въ Александровскомъ трактирѣ).

"Винятъ мужиковъ — говоритъ Иванъ Иванычъ — въ томъ, что они не подписываютъ охотно уставныхъ грамотъ и ожидаютъ послѣ двухъ лѣтъ какихъ-то льготъ. Дѣйствительно, это неоспоримая правда; но почему крестьяне такъ думаютъ? вотъ вопросъ. Они думаютъ потому, что получили таковое свѣдѣнiе отъ самихъ гг. помѣщиковъ, ихъ управляющихъ и старостъ; въ то время, когда означенныя лица выдавали книгу о крестьянскомъ устройствѣ, они увѣряли крестьянъ, что два года должно повиноваться постарому, оброкъ платить постарому, отбывать барщину три дня въ недѣлю, значитъ тоже постарому: слѣдовательно новые порядки должны были начаться черезъ два года. Эта-то молва и пробѣжала повсюду.

"Какъ ни больно было нашему брату крестьянину слышать такового рода приказанiя старостъ послѣ утѣшительнаго манифеста, читаннаго священникомъ въ церкви, и проповѣдей священниковъ о личной свободѣ, о вольнонаемномъ трудѣ, но дѣлать было нечего, рѣшились повиноваться. Нѣкоторые впрочемъ стали разсуждать, почему книга вышла послѣ манифеста, и почему выдаетъ ее староста, а не священникъ изъ церкви, и можно ли повѣрить старостѣ, защитнику господской пользы? Думали, думали, да и по сейчасъ многiе такъ думаютъ, однако большая часть рѣшила — прочитать книгу, изучить книгу, въ которой такъ много представилось глазамъ нашимъ статей и вопросовъ, которыхъ разрѣшить мы вскорости не могли. "Подождемъ, говоримъ, мировыхъ посредственниковъ, они намъ растолкуютъ, а помѣщикамъ и ихъ старостамъ какъ-то г не вѣрится: кажись, что они толкуютъ большею частью раздражительно, съ угрозами и всегда въ свою пользу." Наконецъ дождались мы мировыхъ посредственниковъ, пошли за совѣтами и говоримъ: "растолкуйте, ваше благородiе Василiй Сергѣичъ, какое получимъ мы улучшенiе въ хозяйствѣ, т. е. въ землѣ, и когда уменьшится плата оброка?" Мировой посредственникъ пояснилъ, что помѣщикъ, если онъ пожелаетъ, можетъ взять отъ насъ третью часть земли. Мы говоримъ, у насъ и в настоящее время хлѣба не хватаетъ на полгода, на одну лошадь и корову не достанетъ корму, а без скота невозможно убобренiе полей. Мировой посредственникъ замолчалъ; и мы остались въ недоумѣнiи о хозяйственной нашей участи. Повели мы рѣчь о платежѣ оброка за землю; мировой посредственникъ объясняетъ, что платитъ съ ревизской души должно по десяти рублевъ. "Позвольте же, мы говоримъ: теперь мы платимъ оброкъ съ тягла пятнадцать руб., а въ тяглѣ числится двѣ души съ четвертью, и выходитъ значитъ на ревизскую душу по шести руб. семнадцати коп., а по вашему разсужденiю выходитъ на тягло двадцать два руб. и пятьдесятъ коп. вмѣсто настоящихъ пятнадцати рублевъ, и ктому же убавится у насъ третья часть земли, и мѣра въ десятинѣ тоже убавится: вмѣсто сороковки намѣриваютъ намъ тридцатку, въ 2400 квадратныхъ саженъ." — Въ такомъ случаѣ чего же вы хотите? сказалъ посредственникъ. Мы говоримъ: "у насъ земли мало, отрѣзать третью часть не изъ чего." — Въ такомъ случаѣ, говоритъ посредственникъ, — вы можете выписываться въ городскiя сословiя, вы не степные олухи. — Мы стали возражать, что городская жизнь страшитъ: въ ней молъ мы видимъ умственное упражненiе, тонкiе извороты, плутни; жизнь городская намъ не по сердцу; мы привыкли къ черному хлѣбу, желаемъ трудиться, воздѣлывать землю, и при всемъ томъ съ родиной и съ кладбищемъ, гдѣ лежатъ наши родные, невозможно разставаться, тяжело. — Такъ воздѣлывайте землю, говоритъ посредственникъ: — кто вамъ воспрещаетъ? Вѣстимо законъ не воспрещаетъ, да расчету никакого не выходитъ: земли мало, всего придется по одной десятинѣ на ревизскую душу; чтò можно сдѣлать на десятинѣ, разбитой на три поля? ни хлѣба запасти, ни корму для скота, рѣшительно нѣтъ никакой возможности. — Да много ли нужно земли по-вашему? спросилъ посредственникъ. — Мы говоримъ: "ежели жить честно, платить повинности исправно, имѣть настоящiй кусокъ хлѣба, здоровый скотъ, удобренныя поля, при видѣ которыхъ сердце раздуется, — то на таковое хозяйство потребно восемь съ половиною десятинъ, т. е. шесть десятинъ пахатной, двѣ луговой, и полдесятины подъ строенiе и огородъ для капусты и разныхъ овощей; въ такомъ случаѣ мы постарались бы стать выше колонистовъ; у насъ же теперь ктому, какъ и у нихъ, свои выборы и своя расправа". Мировой посредственникъ замолчалъ, и мы остались въ томъ же недоумѣнiи.

"Разговоръ перешолъ къ другому предмету: заговорили о выкупѣ усадьбы и осѣдлости. Мировой посредственникъ сказалъ: подлежите выкупу, 2 руб. 50 коп., т. е. 41 руб. 50 коп. за ревизскую душу, а съ полевымъ надѣломъ по расчету въ шесть процентовъ съ десятирублеваго оброка, выйдетъ 166 руб. 67 коп. Мы говоримъ: "у насъ нѣтъ никакихъ привольевъ, рѣкъ, поемныхъ луговъ и торговыхъ площадей, и городъ кажется имѣетъ жителей менѣе двадцати тысячъ, слѣдовательно подлежимъ выкупу 1 руб. 50 коп., т. е. 25 руб. за ревизскую душу, а полевой земли цѣна въ частныхъ рукахъ отъ 10 руб. 50 коп. и до 15 руб." — Неправда, говоритъ мировой посредственникъ: — вы живете въ московской губернiи, коломенскаго уѣзда, значитъ въ промышленомъ пунктѣ, по пачпортамъ ходите; съ кого же и взять, какъ не съ васъ? вы нехуже ярославцевъ. — Мы стали возражать, указали на барщинскихъ, у которыхъ нѣтъ промысла. Они, сказалъ посредственникъ, — заплатятъ столько же, сколько и вы, иначе выйдетъ ералашъ. — И такъ пять разъ мы были у посредственника и всегда уходили съ тѣмъ же, съ чѣмъ приходили. Пусть добрые люди рѣшатъ, правы ли мы или виноваты? а до той поры подписывать уставную грамоту какъ-то нѣтъ охоты."

Мы привели здѣсь все, что сказалъ Иванъ Иванычъ въ защиту своихъ коломенскихъ земляковъ, подъ которую безъ сомнѣнiя могутъ подойти и многiе другiе, внѣ коломенскаго уѣзда. Ясно, что «посредственникъ» говорилъ имъ какъ слѣдуетъ по положенiю, а они говорили какъ выходитъ по ихъ разумѣнiю. Предоставляемъ "добрымъ людямъ" разсудить, правы ли они или виноваты.

Нѣтъ, видите ли, имъ охоты подписывать уставную грамоту; нѣтъ этой охоты и очень многимъ обитателямъ другихъ мѣстъ, кромѣ коломенскаго уѣзда, какъ можно заключить по офицiально сообщаемымъ свѣдѣнiямъ о числѣ уставныхъ грамотъ. Отъ "Сѣверной Почты" узнаемъ, что къ марту нынѣшняго года, т. е. за весь первый годъ существованiя Положенiй 19 февраля, ихъ было: введенныхъ в дѣйствiе 4.475, представленныхъ на утвержденiе 759; всего 5.234. Самая большая доля изъ этого числа приходится на губернiи внутреннiя, самая меньшая — на западныя, потомъ южныя и восточныя, т. е. болѣе отдаленныя отъ центра. Не знаемъ какую именно долю общаго числа всѣхъ сельскихъ обществъ временно-обязанныхъ крестьянъ въ Россiи составляютъ эти 5.234 общества, съ которыми составлены уставныя грамоты; но едва ли можно считать эту долю больше какъ въ 1 /5, а можетъ-быть и меньше. Не знаемъ также, сколько изъ этихъ пяти тысячъ грамотъ подписано крестьянами и сколько представлено безъ ихъ подписи. Если все это сообразить, то окажется, что дѣйствительно еще очень много такихъ, которымъ нѣтъ охоты подписывать грамоты.

Окончательная развязка крестьянскаго дѣла, въ глазахъ людей, глубоко вникающихъ въ его сущность, все еще остается вопросомъ требующимъ разрѣшенiя, и они все добиваются наилегчайшей формулы для этого разрѣшенiя. Г. В. Кочубей, въ измѣненiе или лучше въ дополненiе извѣстнаго предположенiя г. Д. Самарина, предлагаетъ: вмѣсто желаемыхъ теперь выкупныхъ сдѣлокъ, въ избѣжанiе сопряжоннаго съ ними огромнаго выпуска бумажныхъ денегъ, ввести погасительный процентъ въ обязательный оброкъ, который бы крестьяне уплачивали помѣщикамъ чрезъ посредство правительства, изъ казначействъ, съ такимъ расчетомъ, чтобы въ тридцать семь лѣтъ окончились обязательныя отношенiя, безъ риска и затратъ со стороны правительства, безъ столкновенiй между крестьянами и помѣщиками и съ конечнымъ результатомъ — приобрѣтенiемъ крестьянскими обществами земельныхъ надѣловъ въ полную собственность. Обсуждать подробно этотъ проектъ, какъ и другiе ему подобные, здѣсь конечно не мѣсто; можетъ-быть онъ и признается удобоприложимымъ, если только крестьяне не заохаютъ отъ этого погасительнаго процента, прикинутаго къ оброку, который и безъ того въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, какъ вотъ говоритъ Иванъ Иванычъ, не представляетъ имъ улучшенiя въ ихъ прежнемъ хозяйствѣ.

Вообще мы готовы твердить много разъ, что хорошо, еслибы побольше высказывались Иваны Иванычи: безъ того, какъ бы умно нибыло придумано что-нибудь по крестьянскому дѣлу, все-таки нельзя ручаться, что придумка совпадетъ съ потребностями и нравами народа. Въ подтвержденiе этого можно привести напримѣръ одно наблюденiе, сдѣланное мировымъ посредникомъ кажется сычевскаго уѣзда, г. Геннади. Въ положенiи есть статья о томъ, что "волостной старшина и староста не должны вмѣшиваться въ производство волостного суда и не присутствуютъ при обсужденiи дѣлъ". Вѣдь кажется статья совершенно рацiональная, установляющая отдѣленiе судебной власти отъ исполнительной; а между тѣмъ вотъ что говоритъ г. Геннади:

"Разграниченiе власти исполнительной отъ судебной, выраженное этою статьею, едвали доступно массѣ крестьянской, или покрайней-мѣрѣ требуетъ для нихъ объясненiя, такъ какъ эта мысль, созрѣвшая въ сознанiи образованной среды, еще довольно чужда нашему быту вообще. Крестьяне при ссорахъ и тяжбахъ прежде всего обращаются къ своимъ начальникамъ, какъ лицамъ избраннымъ, достойнымъ, или просто какъ власть имѣющимъ. Они не понимаютъ, чтобы старшина, имѣющiй право арестовать и штрафовать, не смѣлъ бы взять на свой судъ спорное дѣло и не могъ бы тотчасъ распорядиться съ обидчикомъ или отвѣтчикомъ безъ апеляцiи. "Правосуды когда еще соберутся, а къ старостѣ да головѣ всегда дойдешь!" Случается, что когда они жалуются на обиды мировому посреднику, то съ неудовольствiемъ указываютъ на старостъ или старшинъ, отказавшихся разсудить ихъ дѣло, подъ предлогомъ, что это надо предоставить волостному суду или сходу. "Какой-же онъ нашъ начальникъ, коли не хочетъ суда дать да защитить?" Въ большей части случаевъ, по ихъ мнѣнiю, судъ и расправа должны быть въ однѣхъ рукахъ и притомъ немедленныя, безъ проволочекъ. Вотъ почему на мiру, по ихъ понятiямъ, лучше всего судиться: тутъ и гласность, и общественное мнѣнiе, и приговоръ всего мiра, противъ котораго возставать трудно, каково бы рѣшенiе ни было".

Судъ на мiру приводитъ намъ на мысль одинъ фактъ по части мiрскихъ приговоровъ, и фактъ очень тяжолый. Мы хотимъ на этотъ разъ быть обличителями, обличителями сельскаго мiра, который въ данномъ случаѣ дѣйствуетъ не почеловѣчески. Мiръ вѣроятно не прочтетъ нашего обличенiя, но можетъ-быть какъ-нибудь оно дойдетъ до него по слухамъ и хоть немножко, слегка пристыдить его. Вотъ какое обстоятельство расказываетъ одинъ изъ столичныхъ мировыхъ посредниковъ, г. П. Жуковскiй. Семнадцатилѣтнiй сынъ крестьянина Яишникова, проживающаго въ Петербургѣ, выдержалъ экзаменъ для поступленiя въ академiю художествъ по архитектурной части, обнаруживъ замѣчательныя способности. Чтобъ поступить въ академiю, нужно было получить увольнительное свидѣтельство отъ общества; отецъ хлопоталъ объ этомъ нѣсколько мѣсяцевъ, и недобившись ничего, обратился за содѣйствiемъ къ г. Жуковскому; приняло участiе и начальство академiи. Началась переписка съ помѣщикомъ (г. Азанчевскимъ) и мѣстнымъ мировымъ посредникомъ; но свидѣтельства все-таки не получилъ Яишниковъ, хотя онъ обязывался: принять на себя участокъ земли, надѣляемый его сыну, внести немедленно все что слѣдуетъ по положенiю, и кромѣ того рекрутскою квитанцiею снять съ общества отвѣтственность за эту повинность. Ничто не помогло; но переписка разъяснила покрайней-мѣрѣ причину этой неудачи. Благодушный мiръ пожелалъ получить съ Яишникова за увольненiе его сына три тысячи пятьсотъ рублей; но потомъ сдѣлалъ уступку, согласившись взять только двѣ тысячи рублей. А такъ какъ и эта уменьшонная сумма мѣстному мировому посреднику показалась неумѣренною, то дѣло и остановилось. Молодой Яишниковъ въ академiю не поступилъ.

Какъ-же это, господа мiръ? Зачто двѣ тысячи? За то только, что Яишникову нужно свидѣтельство? Вѣдь это уже очень нехорошо! Вотъ, говорятъ, въ одномъ мѣстѣ государственные крестьяне, прознавши, что мальчикъ изъ ихъ общества охочъ до науки, нетолько уволили его даромъ, но еще сами, сложившись, обязались платить за него въ училище, и за это получили печатную благодарность отъ министра; а вы-то!.. Не полюдски, господа мiръ, и не похристiански! Если будете такъ поступать, то — чего добраго — заставите иного повѣрить такимъ вѣстямъ, какiя мы прочли въ одной газетѣ про крестьянъ самарской губернiи; а въ газетѣ этой сказано, что будтобы "для безграмотной массы, глубоко-проникнутой недовѣрiемъ къ лицамъ, съ которыми она находится въ ежечасныхъ сношенiяхъ, мѣры принужденiя и сторогости представляютъ почти единственное доказательство подлинности и законности требованiя". (Спб. Вѣд. № 63.)

Въ другой газетѣ пишутъ еще, что гдѣ-то въ полуденномъ краю нашей Россiи "нѣкоторые посредники пользуются "con amore" (т. е. съ великимъ удовольствiемъ) правомъ тѣлеснаго наказанiя. Такъ напримѣръ одинъ посредникъ, прiѣхавъ во владѣльческое имѣнiе своего участка для разбора жалобы на уклоненiе крестьянъ отъ работы, приказалъ сотскому подвергнуть двухъ изъ нихъ тѣлесному наказанiю. Сотскiй уклонился отъ исполненiя этого приказанiя, утверждая, что подобное занятiе не входитъ въ кругъ его обязанностей. Тогда посредникъ, опасаясь, чтобы такое явное ослушанiе со стороны подчиненнаго не произвело вреднаго влiянiя на умы крестьянъ, приказалъ арестовать сотскаго и затѣмъ вооружился нужными инструментами и собственноручно привелъ въ исполненiе свой приговоръ надъ виновными крестьянами". (Соврем. Лѣтоп. № 9).

Наконецъ въ третьей газетѣ есть и такая диковина. Въ пензенской губернiи одинъ крестьянинъ жаловался, что мировой посредникъ, вызвавъ его въ волость, требовалъ у него уплаты 41 руб. за украденную будтобы имъ гречиху у другого крестьянина, и когда тотъ сталъ оправдываться тѣмъ, что "никогда не слыхалъ объ этомъ взысканiи, то посредникъ, невыслушавъ его оправданiя, началъ бить плюхами до тѣхъ поръ, пока изъ него пошла кровь и онъ упалъ на землю; тогда посредникъ приказалъ подать розогъ и наказывалъ до тѣхъ поръ, пока онъ изъ памяти вышелъ, наконецъ приказалъ перестать наказывать и велѣлъ ему заплатить взыскиваемыя съ него деньги." У крестьянина за это взысканiе отобрали лошадь. Мировой посредникъ далъ такое объясненiе: при спросѣ по подозрѣнiю въ кражѣ, вмѣсто вѣжливаго оправданiя, крестьянинъ этотъ произнесъ разныя неблагопристойности, говоря, что какъ онъ правъ, то денегъ не уплатитъ никогда. Посредникъ толкнулъ его отъ себя и непроизводя никакихъ побоевъ, дѣйствительно приказалъ наказать его розгами, девятнадцатью ударами, "въ видахъ примѣра другимъ крестьянамъ и внушенiя имъ повиновенiя и послушанiя властьямъ, нынѣ надъ ними поставленнымъ." (Моск. Вѣд. № 56). Еслибы губернское присутствiе, разсматривавшее эту жалобу, и не постановило такого рѣшенiя, какъ "просьбу крестьянина Кошалева оставить безъ послѣдствiй", то все-таки уничтожить дѣйствiе совершившейся уже, въ видахъ внушенiя повиновенiя и послушанiя, расправы розголюбиваго посредника — было не въ его власти…

Такъ вотъ, если всѣ эти вѣсти прочитаетъ проживающiй въ Петербургѣ крестьянинъ Яишниковъ, то пожалуй и скажетъ, или подумаетъ: "нúчто имъ!" И подумаетъ конечно нехорошо, подумаетъ потому только, что самъ раздосадованъ; а не причини ему скаредный мiръ горькой досады, онъ подумалъ бы совсѣмъ иначе: онъ пожалѣлъ бы своихъ далекихъ земляковъ и подивился бы, что до сихъ поръ ихъ личныя права практикуются такимъ татарскимъ способомъ, что до сихъ поръ существуютъ татарскiя мнѣнiя, вродѣ того, что "мѣры строгости могутъ служить доказательствомъ законности требованiя", — тогда какъ по человѣческому смыслу слѣдовало бы думать, что мѣры строгости, служащiя выраженiемъ власти и матерьяльной силы, только внушаютъ необходимость покориться этой силѣ, неразсуждая о степени законности требованiя… Въ самомъ дѣлѣ, достаетъ же у людей духу говорить приличныя съ виду фразы, заключающiя безобразнѣйшiй смыслъ! Лучшiй дескать и единственный способъ доказывать безграмотнымъ людямъ законность чего-либо есть кулакъ и палка… Слава кулаку!

Если вы, читатель, человѣкъ съ мягкимъ сердцемъ и притомъ любитель рѣдкостей, то мы, для услажденiя души вашей, безъ сомнѣнiя огорченной предыдущими сказанiями, рекомендуемъ обратиться въ 63 No "Московскихъ Вѣдомостей", на среднiй столбецъ 503 страницы, гдѣ вы найдете статейку подъ заглавiемъ: "патрiархальныя отношенiя" и узнаете, что таковыя отношенiя существуютъ между крестьянами касимовскаго уѣзда деревни Новлянъ и владѣлицею земли, на которой поселены крестьяне, г-жою Е. П. Ястребцовою; узнаете, что въ Новлянахъ есть прекраснѣйшiй человѣкъ — староста Платонъ Алимпiевичъ; узнаете наконецъ, что русскiе мужички способны быть истинно великодушными; а въ случаѣ еслибы вамъ вздумалось въ чемъ-нибудь усомниться, то тутъ же увидите, что въ подлинности патрiархальныхъ отношенiй и всего сказаннаго свидѣтельствуетъ, по офицiальнымъ свѣдѣнiямъ, мѣстный предводитель дворянства. А какъ вы напримѣръ назовете слѣдующее происшествiе, какъ не борьбою великодушiй? Г-жа Ястребцова, имѣвшая, сверхъ небольшого оброка (12 руб. съ тягла), небольшую запашку, въ прошедшемъ году, за уничтоженiемъ крѣпостного права, хотѣла уничтожить и запашку и не выдала сѣмянъ для посѣва; но крестьяне, сказавъ: "Зачемъ, барыня, гулять твоей землѣ", — спахали эту землю, засѣяли ее своими сѣменами, убрали уродившiйся хлѣбъ, смололи даже его и привезли помѣщицѣ. О старостѣ Платонѣ Алимпiевичѣ сказано, что онъ человѣкъ со средствами, знаетъ грамотѣ, имѣетъ большое влiянiе на свое сельское общество, и что "въ его большомъ семействѣ давно положенъ зарокъ не упиваться виномъ". Патрiархальныя отношенiя или проявленiя великодушiя объясняются тѣмъ, что издавна, еще при жизни мужа г-жи Ястребцовой, установился между помѣщикомъ и крестьянами обычай взаимныхъ пособiй, и что крестьянамъ никогда не было отказа въ помощи лѣсомъ, хлѣбомъ и деньгами. Зато и запашка существовала не столько въ видѣ обязательной повинности, сколько въ видѣ свободнаго приношенiя за добро. Такимъ образомъ узнаемъ, что существуетъ на Руси уголокъ, гдѣ сама благость обитаетъ. Слава новлянцамъ!

Есть однако еще одинъ уголокъ, на которомъ, судя по нѣкоторымъ даннымъ, также почiетъ благодать. Этотъ уголокъ — Ефремовъ-городъ, тульской губернiи. Одинъ кореспондентъ расказываетъ, что тамошнему предводителю дворянства Я. П. Бахтеярову, пользующемуся какъ-видно всеобщей и заслужонной симатiей, по возвращенiи его съ выборовъ всѣ сословiя города давали обѣдъ, на которомъ онъ произнесъ рѣчь, начинающуюся такими словами: "Господа! Благодарю васъ за честь, которую вы мнѣ оказали и которую я цѣню выше всякихъ наградъ; благодарю тѣмъ болѣе, что хлѣбъ-соль предложена мнѣ всѣми сословiями нашего города: это именно въ духѣ моихъ убѣжденiй. Да, господа, я убѣжденъ, что только при тѣсномъ союзѣ всѣхъ сословiй, основанномъ на взаимномъ уваженiи, мы достигнемъ прочной самостоятельности, а иначе положенiе наше всегда будетъ въ зависимости отъ случайности". Лучше и истиннѣе этого ничего не могъ бы сказать г. Бахтеяровъ, и вся его рѣчь служитъ развитiемъ выраженной въ этихъ начальныхъ словахъ мысли, потому мы и не приводимъ всей рѣчи, ограничиваясь однимъ ея началомъ. Кореспондентъ расказываетъ далѣе, что г. Бахтеяровъ и на выборахъ былъ вполнѣ вѣренъ себѣ и своей мысли. Тамъ между прочимъ обсуждался вопросъ объ измѣненiи устава о службѣ по выборамъ; составлено было два проекта, изъ которыхъ одинъ, получившiй 292 одобрительныхъ голоса, имѣлъ въ основанiи прежнюю замкнутость дворянскихъ выборовъ, недопускающую другiя сословiя; другой, одобренный 212 голосами, допускалъ въ дворянскiе выборы купцовъ-землевладѣльцевъ лично, а сословiе крестьянъ чрезъ уполномоченныхъ. Предполагали представить правительству только первый проектъ, какъ получившiй большее число голосовъ; но г. Бахтеяровъ настаивалъ, чтобы были представлены оба проекта, съ означенiемъ, сколько каждый изъ нихъ получилъ голосовъ; онъ говорилъ, что соображенiя о выборахъ требуются не для одной тульской губернiи, а для всей Россiи, что нетолько мнѣнiе 212 лицъ по столь важному вопросу, но и одиночная здравая мысль не должна быть скрыта. А когда г. Бахтеяровъ увидѣлъ, что его словесныя настоянiя остаются безъ успѣха, то онъ составилъ письменный протестъ за подписанiемъ многихъ дворянъ, требуя, чтобъ этому протесту былъ данъ законный ходъ. ("Моск. Вѣд." № 39).

По времени появленiя этого извѣстiя въ газетахъ, мы могли бы упомянуть о немъ еще въ прошломъ мѣсяцѣ, но не упомянули, и… можетъ-быть къ лучшему: тамъ оно не пришлось бы такъ кстати, какъ здѣсь, потомучто мысль о самостоятельности общества, которой г. Бахтеяровъ надѣется добиться чрезъ взаимное сближенiе сословiй, очень близко подходитъ къ замѣченной выше потребности настоящей минуты — уяснить и привести въ сознанiе обществу его собственное значенiе, какъ сердца, средоточiя государственнаго организма, средоточiя, долженствующаго жить "всею полнотою жизни", самостоятельной.

Вы знаете, что у насъ есть еще одна потребность, образующая могучую вспомогательную силу для первой, — потребность вопiющая, уже всѣми сознанная и при всякомъ удобномъ случаѣ провозглашаемая. Она безпрестанно провозглашается, потомучто удобныхъ случаевъ чрезвычайно много; а бываютъ и такiе случаи, при которыхъ невозможно удержаться, чтобъ не провозгласить ее лишнiй разъ. Мы говоримъ о потребности распространенiя образованiя. Можно ли напримѣръ не подумать и не заговорить объ этой потребности по поводу слѣдующаго уголовнаго случая. Нижегородской губернiи, лукояновскаго уѣзда, крестьянка села Мадаева, Василиса Багачева, шестидесяти лѣтъ отъ роду, по жалобѣ другой крестьянки того же села на то, что будтобы Богачева самовольно взяла у ней изъ стога охапку сѣна, была жестоко наказана розгами в мадаевскомъ волостномъ правленiи засѣдателемъ этого правленiя, крестьяниномъ Иваномъ Бердышковымъ, и отъ того на другой день умерла. Это — убiйство, за которое конечно Бердышковъ судится; но убiйство совершено не разбойникомъ, не въ лѣсу, а всенародно, въ видѣ отправленiя общественной должности, только отправленiя беззаконнаго, потомучто шестидесятилѣтняя старуха даже изъята отъ тѣлеснаго наказанiя; стало-быть если Бердышковъ не былъ пьянъ до безумiя, то надо предполагать въ немъ свирѣпость дикаго звѣря, жестокiе нравы, подлежащiе смягченiю единственнымъ путемъ — образованiемъ.

По вопросу, въ чьемъ вѣдѣнiи должны находиться народныя училища, 18 января послѣдовало высочайшее повѣленiе: "1) Учрежденныя нынѣ и впредь учреждаемыя училища оставить въ завѣдыванiи духовенства, съ тѣмъ, чтобы министерство народнаго просвѣщенiя оказывало содѣйствiе преуспѣянiю оныхъ по мѣрѣ возможности; и 2) Оставить на обязанности министерства народнаго просвѣщенiя учреждать во всей имперiи, по сношенiи съ подлежащими вѣдомствами, народныя училища, которыя и должны оставаться въ вѣдѣнiи сего министерства, причемъ министерству слѣдуетъ пользоваться содѣйствiемъ духовенства во всѣхъ случаяхъ, когда министерство народнаго просвѣщенiя признаетъ сiе нужнымъ и когда духовенство найдетъ возможнымъ оказать ему содѣйствiе."

Министерство народнаго просвѣщенiя обнародовало проектъ устройства народныхъ училищъ, для общаго обсужденiя, которое уже и появилось въ журналахъ. По этому проекту на каждое сельское общество закономъ возлагается обязанность учредить училище, въ которомъ преподаванiе должно быть даровое. Но вмѣстѣ съ тѣмъ допускается и учрежденiе частныхъ училищъ на основанiяхъ, устанавливаемыхъ по усмотрѣнiю учредителей. Предполагается по одному обязательному училищу на каждыя 1000 душъ; на содержанiе его должен производиться сборъ по 271 /2 коп. съ души. Учители назначаются мѣстнымъ директоромъ училищъ, отъ котораго зависитъ и увольненiе ихъ. Учитель получаетъ опредѣленное жалованье; общество имѣетъ право увеличить это жалованье, но сбора за ученье не допускаетъ.

На этотъ проектъ дѣлаютъ много замѣчанiй. Говорятъ напримѣръ, что при даровомъ преподаванiи въ общественномъ училищѣ невозможно соперничество съ нимъ частныхъ заведенiй, тѣмъ болѣе что при поголовномъ обязательномъ сборѣ по 271 /2 коп. съ души, никому не захочется платить вдвойнѣ — и на общественное училище, и въ частное заведенiе. Съ другой стороны этотъ поголовный сборъ можетъ показаться крестьянамъ обременительнымъ, особенно если общественное училище, при своемъ монопольномъ положенiи и при невозможности бдительнаго надзора со стороны директора училищъ, не представитъ преподаванiя удовлетворительнаго, а если вслѣдствiе этого кто-нибудь рѣшится предпочесть частнаго учителя, то обязательный сборъ сдѣлается уже предметомъ ропота и негодованiя.

Всѣ эти замѣчанiя сводятся разумѣется на то, что въ дѣлѣ народнаго образованiя обязательность и административныя мѣры, несмотря на кажущуюся приманку — даровое обученiе, не приведутъ къ важнымъ результатамъ: училища конечно будутъ, и дѣти будутъ въ нихъ ходить, по отчетамъ даже будетъ значиться ихъ немало; но мало подвинется дѣло истиннаго образованiя, по причинѣ чиновничей безучастности преподаванiя и нерасположенiя народа къ казеннымъ, т. е. предписаннымъ, училищамъ, — нерасположенiя, неизбѣжно долженствующаго сообщиться отъ отцовъ дѣтямъ.

Духовное начальство съ своей стороны принимаетъ дѣятельныя мѣры къ умноженiю приходскихъ школъ; особенно замѣтна эта дѣятельность въ западномъ краѣ. Недавно напечатаны въ газетахъ два слѣдующiя распоряженiя кiевскаго епархiальнаго начальства, пастырски пекущагося о духовной пользѣ учащихся:

"1) Высокопреосвященнѣйшiй митрополитъ кiевскiй и галицкiй, резолюцiею на рапортѣ одного изъ благочинныхъ, приказалъ объявить благочиннымъ и наблюдателямъ церковно-приходскихъ школъ, что лишь изданные съ одобренiя св. синода и въ кiево-печерской лаврѣ буквари могутъ быть принимаемы въ употребленiе в церковно-приходскихъ школахъ, а всѣ прочiе, отъ кого бы они ни поступили, должны быть высланы и впредь высылаемы къ высокопреосвященнѣйшему митрополиту.

"2) Вслѣдствiе представленiя одного изъ наблюдателей церковно-приходскихъ школъ, резолюцiею кiевскаго и галицкаго митрополита приказано: "выдачу похвальныхъ листовъ наиболѣе успѣвшимъ ученикамъ и ученицамъ предоставить наблюдателямъ школъ, вмѣстѣ съ благочинными и приходскими священниками тѣхъ школъ, въ коихъ состоятъ награждаемые ученики или ученицы, за ихъ общей подписью и съ приложенiемъ печати церковной или благочиннаго, но неиначе какъ всякiй разъ по особому журналу, который въ тоже время высылать въ консисторiю, а у себя при дѣлахъ оставить копiю съ онаго."

Безъ сомнѣнiя обѣ эти мѣры имѣютъ благую цѣль и послужатъ къ духовному усовершенствованiю дѣтей, хотя, незная всѣхъ сопровождавшихъ ихъ обстоятельствъ, мы цѣли этой ясно не понимаемъ. Мѣра о букваряхъ, по невольному сочетанiю идей, напомнила намъ любопытнѣйшiй образчикъ пастырскихъ попеченiй католическаго духовенства о дѣтяхъ его паствы. Кто-то прислалъ изъ Вильно въ редакцiю «Дня» переводъ польскихъ стишковъ, помѣщенныхъ въ концѣ букваря, изданнаго католическимъ духовенствомъ въ Вильнѣ въ 1860 г. Вотъ эти переводные стишки, подъ заглавiемъ: "Подарокъ для малыхъ дѣтей".

…

Вообразите только, съ какой наипрiятнѣйшей улыбкой ксензъ-поэтъ, авторъ этого стихотворенiя, прочтетъ его толпѣ школьниковъ, а главное — съ какимъ чувствомъ умиленiя будутъ слушать его школьники! Какъ они полюбятъ его и воспѣтую имъ розочку! какъ безусловно повѣрятъ въ необходимость — сѣчь ихъ! Съ какимъ удовольствiемъ будутъ ложиться подъ эту милую розочку, въ надеждѣ избавить душу отъ ада и узнаетъ дорогу въ рай!.. Вообразите наконецъ, что такая прелесть издается въ наше время!

Намъ хотѣлось бы больше знать и больше говорить объ общественной иницiативѣ въ дѣлѣ народнаго образованiя. Она есть, эта иницiатива, но такая отрывочная, такъ еще рѣдко мѣстами попадающаяся, что результаты ея пока теряются въ огромныхъ пространствахъ русской земли. Вотъ образуется "общество для распространенiя грамотности въ калужской губернiи". Мысль объ этомъ обществѣ зародилась на общемъ съѣздѣ мировыхъ посредниковъ; теперь составленъ проектъ устава общества и представленъ на утвержденiе. Говорятъ, что при составленiи проекта долго шли сужденiя о томъ, какъ опредѣлить цѣль и кругъ дѣйствiй проектируемаго общества; наконецъ опредѣлили такъ: "помогать школамъ и лицамъ, обучающимъ въ селенiяхъ временно-обязанныхъ крестьянъ, матерьяльными средствами въ тѣхъ случаяхъ, когда эти школы и лица въ дѣлѣ обученiя грамотѣ будутъ нуждаться въ посторонней помощи и обратятся за нею къ обществу."

Расказываютъ, что многiе были недовольны этимъ опредѣленiемъ, утверждая, что общество предназначаетъ себѣ слишкомъ узкую дѣятельность и маловажную цѣль; что изъ-за этого хлопотать не стоитъ; что общество должно бы взять на себя непосредственное распространенiе грамотности, открывать школы, вызывать къ тому крестьянъ, прiискивать хорошихъ учителей, устранять неспособныхъ и проч.

"Ну, занеслись!" — могли бы отвѣтить учредители общества критикамъ-хлопотунамъ на эти замѣчанiя объ узкости дѣятельности и маловажности цѣли; да такъ они вѣроятно и отвѣтили или покрайней мѣрѣ подумали. А намъ эта благодѣтельная узкость и эта спасительная маловажность только и нравятся. Вѣдь хлопотуны никогда не могутъ понять, что задаться лишними цѣлями значитъ сгубить дѣло въ самомъ началѣ; а навязывать насильно свои благодѣянiя, не зная навѣрное, желаютъ ли принять ихъ, — это самое вѣрное средство надоѣсть и опротивѣть тѣмъ, кому хотите благодѣтельствовать.

Вотъ другая замѣтная искорка общественной иницiативы, взятая изъ харьковскихъ губернскихъ вѣдомостей. На нѣкоторыхъ мировыхъ съѣздахъ (говорится тамъ) и даже волостныхъ сходкахъ было положено открыть сельскiя школы. Польза такихъ школъ будетъ преимущественно зависѣть отъ хорошаго въ нихъ преподаванiя; поэтому, находя естественнымъ прежде всего обратить вниманiе на самихъ учителей, нѣсколько частныхъ лицъ, при содѣйствiи начальства учебнаго округа, рѣшились открыть въ Харьковѣ школу народныхъ учителей, на слѣдующихъ началахъ:

Преподаванiе и учебныя пособiя будутъ безплатныя; поэтому волость или общество, желающее приготовить себѣ учителя, беретъ на себя только содержанiе молодого человѣка, котораго оно высылаетъ въ Харьковъ, назначая ему неменѣе шести рублей въ мѣсяцъ. Обученiе продолжается два года, считая по десяти учебныхъ мѣсяцевъ въ году. Такимъ образомъ приготовленiе каждаго учителя будетъ стоить всего 120 руб.

При этомъ желаютъ, чтобы поступающiй въ школу былъ грамотный и немоложе пятнадцати лѣтъ. Преподаванiе будетъ повозможности самое популярное. Его приняли на себя безплатно:

1) Законъ божiй — священникъ Тимофей Павловъ.

2) Русскiй языкъ, т. е. обученiе правильному письму и оборотамъ рѣчи, и краткое знакомство съ отечественной литературой — учитель второй гимназiи Парфеновъ.

3) Арифметику и краткiя свѣдѣнiя изъ геометрiи, съ указанiемъ практическаго примѣненiя ихъ, — учитель первой гимназiи Ладовскiй.

4) Понятiе объ общихъ явленiяхъ природы и о жизни животныхъ и растенiй — професоръ Бекетовъ.

5) Географiи и исторiи — учитель Спасскiй.

Для навыка въ преподавнiи, будущiе учителя будутъ практиковаться въ воскресныхъ школахъ или въ школахъ постоянныхъ. Надзоръ за этими педагогическими упражненiями принялъ на себя професоръ Потебня.

Наконецъ желали бы мы съ особеннымъ участiемъ остановиться на такъ называемыхъ народныхъ читальняхъ, которымъ недавно положено начало въ Петербургѣ (въ гальванической ротѣ). Но это мы исполнимъ тогда, когда получимъ о нихъ болѣе подробныя свѣдѣнiя и болѣе вѣрную надежду на прочность ихъ существованiя.

Есть у человѣка разныя сладкiя слова на языкѣ и сладкiя чувства въ сердцѣ, которыми онъ заѣдаетъ горечь жизни, — и ничего! А безъ нихъ затерзала бы его эта горечь. Вотъ хоть это слово надежда, которое мы сейчасъ произнесли: превкусное и преудобное слово! Какой бы дряни ни хватилъ человѣкъ изъ жизненной лабораторiи, оно тотчасъ попадаетъ ему на языкъ и успокоиваетъ вкусъ, отбиваетъ всякую остроту и горечь. Есть правда люди, которые не употребляютъ этой закуски; но зато на нихъ и горечь совсѣмъ иначе дѣйствуетъ, потомучто они привыкли питаться собственной жолчью, и горечь вошла имъ во вкусъ. Но людямъ, неслишкомъ богатымъ жолчью и не выносящимъ горечи, вся надежда на… надежду, которая употребляется въ разнообразнѣйшихъ видахъ. Напримѣръ:

"Мы слышали, что комиссiя, высочайше утвержденная для устройства земскихъ банковъ, на дняхъ окончила свои работы и представляетъ ихъ министру финансовъ. Комиссiя, сколько извѣстно, начертала проектъ закона для частныхъ кредитныхъ учрежденiй, открывающихся съ цѣлью производства операцiй по залогу недвижимыхъ имуществъ, и изложила свое мнѣнiе о мѣрахъ, могущихъ способствовать успѣху этихъ учрежденiй и вообще упроченiю поземельнаго кредита въ имперiи. Проектированный комиссiею законъ обнимаетъ всякаго рода банки, занимающiеся поземельнымъ кредитомъ, не связываютъ ихъ устройства никакою напередъ опредѣленною нормою и не стѣсняетъ никакими ограниченiями свободы кредитныхъ операцiй банковъ. Правительственныя мѣры, указываемыя комиссiею, должны заключаться въ устраненiи разныхъ существующихъ препятствiй къ устройству и дѣятельности частныхъ банковъ, къ которымъ, по мнѣнiю комиссiи, необходимо окончательно перейти отъ прежней системы казенныхъ банковъ."

Эта сладкая вѣсть приходится какъ-разъ кстати, для умѣренiя горечи такихъ мыслей, какъ: мы страдаемъ отъ недостатка кредита; частнаго кредита у насъ нѣтъ и не скоро будетъ, потомучто онъ создается десятками лѣтъ, а не приводится въ исполненiе "вслѣдствiе состоявшагося опредѣленiя"; стало-быть и частные банки скоро развиться не могутъ. Отдайте же намъ, хоть на время, отнятое наслѣдiе отцовъ нашихъ — кредитъ правительственный! Не сдѣлать этого, значитъ "упорствовать въ слѣдованiи по пути къ обнищанiю и сопровождающимъ его разнаго рода бѣдствiямъ…" (См. "Моск. Вѣд." № 56). Горечь этихъ мыслей приправляется еще горечью фактовъ. Смотрите, говорятъ эти факты: — втеченiи двухъ первыхъ мѣсяцевъ года было въ Москвѣ банкротствъ: въ 1856 году — одно на 7,420 р., въ 1857 годувосемь на 97,370 р., а въ 1862 году девятнадцать на 618,000 р. Въ Кiевѣ на контрактахъ важнѣйшею новостью оказалось плохое положенiе дѣлъ свеклосахарныхъ заводчиковъ, а это, говорятъ, "почти тоже что плохое положенiе дѣлъ едвали не большей части зажиточныхъ жителей края." Заводчики лопаются и гибнутъ, даже казавшаяся непоколебимою фирма братьевъ Яхненко и Симиренко вдругъ упала, объявивъ прекращенiе платежей… "Безденежье одолѣло край!" кричатъ кiевляне. А тутъ еще статистика суётъ свои неумолимыя замѣчанiя: наша пшеница, говоритъ она, въ Англiи составляла: въ 1859 году 22 % всего ввезеннаго количества, въ 1860 году тоже 22 %, въ 1861 году 15 %; а сѣверо-американская — въ 1859 году 1 %, въ 1860 году 25 %, въ 1861 году 36 %. — Бой неравный, очень неравный!

Такъ какъ сладость надежды, возбуждаемой окончанiемъ работъ банковой комиссiи, сама по себѣ еще слишкомъ слаба для того, чтобъ заглушить всю горечь упомянутыхъ мыслей и фактовъ, то вкусившiй этой горечи, тоскливо отплевываясь, пойдетъ разумѣется искать другихъ сладкихъ крупицъ, и — трудны будутъ его поиски! Гдѣ-то, гдѣ попадется ему такая крупица! Пожалуй попавшееся случайно что-нибудь вродѣ описанiя благоустроенной костромской льнопрядильной мануфактуры почетнаго гражданина А. А. Зотова и произведетъ нѣкоторое дѣйствiе, потому особенно, что это не бумага, а льно-прядильня, которой нельзя не пожелать полнаго преуспѣянiя въ ея огромномъ, недавно выстроенномъ зданiи, съ тысячью человѣкъ рабочихъ, съ двумя паровыми, каждая въ 60 силъ, машинами, наконецъ — съ ея вновь-устроеннымъ газовымъ освѣщенiемъ. Нельзя не пожелать ей полнаго благоденствiя и безконечно-далекаго усовершенствованiя въ обработкѣ избраннаго ею русскаго продукта — льна, тѣмъ болѣе что "развивающаяся промышленость въ Костромѣ (такъ расказываетъ Г. Н. Колычевъ въ "Моск. Вѣд.") сильно содѣйствуетъ улучшенiю быта бѣднаго населенiя; на улицахъ и около церквей почти не встретишь оборванаго мальчугана или дѣвочки, просящихъ милостыни; все молодое поколѣнiе старается попасть на фабрики или заводы, и втеченiи весьма короткаго времени часть города, прилегающая къ фабрикамъ, значительно поправилась." Кромѣ того фабрикантами и заводчиками устроены тамъ на свой счетъ воскресныя школы, а для заболѣвающихъ рабочихъ — больницы, за леченiе въ которыхъ не дѣлается никакого вычета изъ заработной платы.

Намъ попалась еще одна вкусная крупица, но то уже и не крупица, а гомеопатическая крупинка, атомъ, безконечно-малая величина, математическая точка, въ сравненiи съ массою всюду разливающейся застойно-промышленой горечи. Этотъ атомъ, эта точка — карандаши!.. карандаши, приготовляемые временно-обязанными крестьянами деревни Норки, петровскаго уѣзда саратовской губернiи. "Сарат. Губ. Вѣдомости" утверждаютъ, что эти карандаши отличаются хорошимъ качествомъ и необыкновенною дешевизною: восемь коп. дрожина. Основатель этого производства — крестьянинъ Черновъ, который развилъ его до большихъ размѣровъ, такъ что карандаши его идутъ въ большомъ количествѣ на нижегородскую ярманку. Таже мѣстная газета расказываетъ, что кромѣ этого Черновъ — какъ-видно человѣкъ необыкновенно предпрiимчивый — открылъ въ петровскомъ уѣздѣ отличнаго качества жолтую охру и выдѣлываетъ превосходную красную мумiю, которыя уже сюставляютъ значительную отрасль мѣстной промышленности и торговли.

Крутыя обстоятельства, называемыя безденежьемъ и дороговизной, имѣютъ нѣчто общее съ крещенскимъ морозомъ: и то и другое побуждаетъ людей тѣснѣй сжиматься въ кучку, чтобы потеплѣе было. "Concordia res parvae crescunt", произносятъ они, подъ влiянiемъ крутыхъ обстоятельствъ вспоминая древнюю поговорку. Эту поговорку избрали девизомъ люди, задумавшiе основать въ Петербургѣ Артель взаимнаго вспомоществованiя. Мы давно слышали объ этомъ предположенiи, а положительно узнали о немъ изъ 78 No "Сѣверной Пчелы", гдѣ сказано, что на дняхъ ожидается разрѣшенiе правительства на открытiе дѣйствiй артели. Вотъ имена ея учредителей: отставной штабсъ-капитанъ Волховской, надворный совѣтникъ Ешевскiй, колежскiе ассесоры Китайцевъ и Милковъ, отставные колежскiе секретари Зауеръ и Козлининъ, служащiй въ гл. общ. жел. дор. Никольскiй, домашнiй учитель Циммеръ и титулярный совѣтникъ Щуровскiй. Артель предполагаетъ состоять изъ служащихъ и отставныхъ чиновниковъ, ихъ жонъ и вдовъ. Лица другихъ званiй принимаются въ качествѣ почетныхъ членовъ. Цѣль артели или ея членовъ — взаимное облегченiе собственнаго положенiя посредствомъ дѣйствiй сообща, по мудрому правилу: concordia res parvae crescunt. Капиталы артели составляются изъ взносовъ самыхъ легкихъ, нестѣснительныхъ; дѣйствiя ея преимущественно состоятъ въ наивыгоднѣйшемъ приобрѣтенiи оптомъ жизненныхъ потребностей для членовъ, также въ наймѣ большихъ помѣщенiй, для отдачи ихъ желающимъ членамъ по частямъ, за возможно-дешовые цѣны. Вообще замѣтно, что учредители, хорошо знакомые съ условiями быта и потребностями людей, для которыхъ артель предназначена, умѣли принаровить ее къ этимъ условiямъ и потребностямъ. Размѣръ предпрiятiя и девизъ артели еще разъ напоминаютъ ту истину, что излишне захватываемыя цѣли губятъ дѣло въ началѣ, а чѣмъ проще замыселъ, тѣмъ онъ вѣрнѣе осуществляется, и малыя дѣла разростаются въ большiя. Но… мы давно мечтаемъ о развитiи асоцiацiи, только кажется она до сихъ поръ все оставалась почти въ однихъ проектахъ. Отчего? Не оттого ли, что недоставало этого прекраснаго слова «concordia», вошедшаго въ девизъ артели, этого талисмана, отъ котораго разростаются малыя дѣла? Еслибы скромная артель, которой мы такъ рады сочувствовать, овладѣла накрѣпко этимъ талисманомъ и осуществила мечты о развитiи асоцiацiи!

Говорятъ, что наше отцовское наслѣдiе — правительственный кредитъ, о возстановленiи котораго хлопочутъ нѣкоторые нетерпѣливые ко всякой горечи люди, былъ въ свое время построенъ очень прочно, такъ что и ломать его надо было съ большой осторожностью. Недавно, просматривая кой-какiя газеты, мы подумали, что наши отцы и дѣды вообще, если чтó строили, то строили все непремѣнно прочно; оттого и всякая перестройка, которой должна предшествовать ломка, совершается у насъ крайне медленно: стѣны старыхъ зданiй туго подаются. Ужь на что живой и нравственно свѣженькiй городъ — Тверь, но и тамъ въ нравахъ обитателей встрѣчаются еще древнiя руины, выдерживающiя напоръ стихiй вѣка и противящiяся вторженiю либеральныхъ затѣй вродѣ соединенiя сословiй и т. п. Мы это говоримъ о "странномъ происшествiи въ Твери", о которомъ читатели можетъ-быть уже слышали; а если не слышали, то мы припомнимъ его въ двухъ-трехъ словахъ. Воспитанники гимназическаго пансiона въ одной изъ залъ гимназiи давали спектакль, конечно безплатный, а послѣ спектакля — балъ, на который приглашены были избранные посѣтители, по особымъ билетамъ. На балѣ вдругъ оказались особы неподлежащiя: жена капельмейстера, управлявшаго въ этотъ вечеръ оркестромъ, и ея сестра. Дамы, бывшiя на балѣ по праву, т. е. избранныя, и хозяева бала нашли присутствiе неподлежащихъ особъ неприличнымъ, и ихъ "попросили удалиться". Чтожъ? это у насъ не новость, дивиться тутъ нéчему, и мы можетъ-быть не узнали бы даже объ этомъ, еслибы не либеральная затѣя г. М. Тетяева (студента, какъ оказалось потомъ) написать о событiи въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ". Въ 51 No появился его коротенькiй протестъ, а въ № 63 исправляющiй должность инспектора тверской гимназiи Эльмановичъ отвѣтилъ г-ну Тетяеву. Г. Эльмановичъ совсѣмъ опровергъ г-на Тетяева слѣдующими поясненiями: 1) Неподлежащимъ особамъ объявленъ былъ остракизмъ не въ залѣ, изъ которой сначала ихъ вѣжливенько вызвали, и уже въ коридорѣ, гдѣ никого не было, попросили удалиться. (Видите ли? это уже совсѣмъ не то: экзекуцiя произведена не публично, а скромненько, въ коридорѣ; тамъ особа можетъ и покраснѣть отъ стыда, и заплакать пожалуй отъ оскорбленiя — никто не увидитъ.) 2) "Вечеръ не имѣлъ вовсе цѣли соединять различныя сословiя". (Еще бы! вечеръ безъ сомнѣнiя имѣлъ другiя, болѣе гуманныя и болѣе возвышенныя цѣли, и намъ, признаемся, очень любопытно было бы знать ихъ!) 3) Самъ г. Тетяевъ явился на вечеръ въ форменномъ платьѣ, которое необязательно для студентовъ, и тѣмъ обнаружилъ противорѣчiе собственному "притязанiю на равенство и либеральность". (Конечно такъ! форменное платье студента и черный фракъ частнаго человѣка должны какъ-видно считаться нарушенiемъ равенства общественныхъ правъ. Это впрочемъ новая мысль, которую надо принять къ свѣдѣнiю). Такимъ образомъ г-ну Тетяеву неудалось поколебать основанiе драгоцѣннаго остатка древности; прочность дѣдовской постройки торжествуетъ! Да! мы забыли еще сказать, что г. Эльмановичъ въ заключенiе совѣтуетъ всѣмъ желающимъ проводить идеи на свой (а не на чужой) счетъ. Это и законно, и въ духѣ времени! Можно посовѣтовать также никому въ чужой монастырь со своимъ уставомъ не ходить; а то г. Тетяевъ — сунулся съ своимъ уставомъ!..

Ужь эти студенты!.. Вотъ еще — студентъ Ольшевскiй, сидя въ Вилькомiрѣ, ковенской губернiи, вздумалъ задавать вопросы по слѣдующему дѣлу: "Одинъ бѣдный однодворецъ завелъ дѣло съ сосѣднимъ помѣщикомъ о нанесенныхъ ему побояхъ въ количествѣ двухсотъ розогъ. Помѣщикъ въ свое оправданiе сказалъ, что бывъ обруганъ заочно однодворцемъ и приказавъ привести его связаннымъ, наказалъ его розгами. Мѣстный уѣздный врачь, освидѣтельствовавъ побои, нашолъ ихъ дѣйствительными. Судъ, въ которомъ производилось это дѣло, рѣшилъ слѣдующимъ образомъ: "Сообразивъ обстоятельства сего дѣла съ законами, судъ находитъ: по точному смыслу примѣчанiя къ 2,094 ст., кн. I, т. XV Уложенiя о наказанiяхъ исправительныхъ и уголовныхъ, изд. 1857 года, кто за обиду, ему нанесенную, нанесетъ оскорбившему его такую же или менѣе тяжкую, тотъ лишается права приносить на него за сiе жалобу; слѣдовательно жалоба однодворца, на основанiи вышеприведеннаго закона, должна быть оставлена безъ послѣдствiй." (Моск. Вѣд. № 41).

Увѣряя, что это — слово-въ-слово выписка изъ постановленiя суда, г. Ольшевскiй спрашиваетъ: можно ли дѣла рѣшать подобнымъ образомъ? — Странно! вѣдь самъ же говоритъ, что дѣло было такъ рѣшено; стало-быть можно. Еслибы спросить: согласно ли такое рѣшенiе и такое толкованiе закона съ понятiемъ о настоящемъ, благоустроенномъ судѣ, съ юридическимъ и человѣческимъ смысломъ, — это былъ бы вопросъ другого рода; да ктожъ его сдѣлаетъ? И будто самъ судъ не понимаетъ, что онъ перевернулъ законъ вверхъ ногами? Нашли младенцевъ!.. Понимаетъ; но можно было перевернуть, — онъ и перевернулъ.

Въ редакцiю нашего журнала поступило письмо отъ г. Льва Кисловскаго (полковника генеральнаго штаба и мирового посредника ряжскаго уѣзда рязанской губернiи), съ требованiемъ, чтобы непримѣнно и немедленно была напечатана приложенная при его письмѣ "отвѣтная статья", опровергающая "оскорбительную для него клевету", помѣщенную въ № 37 "Рязанскихъ губернскихъ вѣдомостей" за прошлый годъ и нами перепечатанную въ ноябрьской книгѣ того года (Смѣсь, стр. 16 и 17). Г. Кисловскiй тутъ же прибавляетъ, что эта клевета "вынудила его жаловаться г. министру внутреннихъ дѣлъ на начальника рязанской губернiи, и теперь министерство офицiально оправдало его дѣйствiя."

Просимъ извиненiя у г. Кисловскаго, если мы всей его статьи не напечатаемъ, потому вопервыхъ, что она немножко длинна, а вовторыхъ, потомучто обязанность помѣстить ее можетъ относиться только къ "Рязанскимъ губернскимъ вѣдомостямъ", изъ которыхъ, какъ изъ офицiальнаго мѣстнаго органа, взяли мы то, чтó онъ называетъ "оскорбительною клеветою". Но такъ какъ мы, наравнѣ съ г. Кисловскимъ, желаемъ, чтобы наши общественныя дѣла и общественные дѣятели являлись въ ихъ настоящемъ видѣ, - то сущность его опроверженiя раскажемъ.

Извѣстiе, взятое нами изъ "Рязанскихъ губернскихъ вѣдомостей" заключалось въ томъ, что г. Кисловскiй по эстафетѣ увѣдомилъ начальника губернiи о необходимости ввести войска въ сельцо Парышенки, имѣнiе кн. Мингрельской, гдѣ произошли безпорядки и обнаружилось ослушанiе крестьянъ; что начальникъ губернiи послалъ чиновника особыхъ порученiй Хросцицкаго узнать причины безпорядковъ, и г. Хросцицкiй донесъ, что они произошли оттого, что г. Кисловскiй, при образованiи волости изъ парышенскаго сельскаго общества, переименовалъ сельскаго старосту въ волостного старшину, крестьяне же хотѣли сами избрать другого; что на сходѣ, когда крестьяне кричали, требуя смѣны старшины, г. Кисловскiй приказалъ имъ замолчать и говорить кому-нибудь одному; а когда крестьянъ Муслиновъ заговорилъ одинъ, отъ имени мiра, о желанiи выбрать другого старшину, то г. Кисловскiй приказалъ его арестовать. Губернское присутствiе, куда передано было донесенiе г. Хросцицкаго, предоставило крестьянамъ выборъ старшины, а необходимости ввода войскъ въ Парышенки не признало.

По объясненiю г. Кисловскаго теперь оказывается:

1) Сельскiй староста былъ переименованъ въ волостнаго старшину на основанiи § 10 высочайшаго указа правительствующему сенату 19 февраля 1861 г., въ которомъ сказано: "Тамъ, гдѣ волость будетъ состоять изъ одного сельскаго общества, сельскiй староста того общества переименовывается мировымъ посредникомъ въ волостнаго старшину." "Слѣдовательно — прибавляетъ г. Кисловскiй — отступленiя отъ закона и моего произвола тутъ не было."

2) Когда г. Кисловскiй переименовывалъ сельскаго старосту въ волостнаго страшину, тогда крестьяне стали требовать, а не просить, смѣны его за то, что онъ побуждалъ ихъ къ исполненiю господскихъ работъ, — въ чемъ имъ было отказано; "ибо думаю — прибавляетъ г. Кисловскiй — что мировой посредникъ, который потворствуетъ буйству крестьянъ и неисполненiю ими обязанностей, возложенныхъ на нихъ высочайше утвержденнымъ положенiемъ, есть нарушитель порядка, анархистъ, а не добросовѣстный исполнитель своей должности."

3) Крестьянинъ Муслиновъ былъ арестованъ за то, что небудучи уполномоченъ никѣмъ, назвалъ себя уполномоченнымъ отъ общества. Ложь его была обнаружена тутъ же спросомъ порознь каждаго изъ бывшихъ на сходѣ крестьянъ. Этотъ спросъ былъ произведенъ, по распоряженiю г. Кисловскаго, становымъ приставомъ Ураевымъ. Всѣ крестьяне единогласно показали, что уполномоченнымъ Муслинова не избирали.

Потомъ г. Кисловскiй говоритъ, что въ письмѣ его къ начальнику губернiи были подробно изложены причины необходимости ввести войска въ с. Парышенки. Эти причины состояли въ томъ, что крестьяне почти совсѣмъ не исполняли повинностей, что на нихъ накопилось множество неотработанныхъ дней, и помѣщичiй хлѣбъ оставался неубраннымъ.

Вотъ все, что въ статьѣ г. Кисловскаго говорится собственно о его дѣйствiяхъ. Остальное, какъ-то: мысль, что чиновникъ «особенныхъ» порученiй губернатора не имѣлъ права повѣрять дѣйствiя мирового посредника; свѣдѣнiе о томъ, что оказанное крестьянамъ потворство повело къ дальнѣйшимъ безпорядкамъ; наконецъ — намекъ на отношенiя начальника губернiи къ кн. Мингрельскому, — все это, какъ несоставляющее описанiя дѣйствiя г. Кисловскаго и слѣдовательно немогущее служить опроверженiемъ какой-либо клеветы на него, — мы опускаемъ съ совершенно-спокойною совѣстью.

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/MAY/ddelamay.htm