"Герберт Уэллс. Филмер" - читать интересную книгу автора

понадобится, чтобы довести до конца затею с этой машиной; вчера он
заполучил премьер-министра, и, честное слово, сей благосклонный муж при
первом же посещении держал себя там почти как равный. Подумать только!
Филмер! Наш безвестный неряха Филмер - слава британской науки! Вокруг него
толпятся герцогини, звучат чистые, мелодичные голоса прелестных леди. Вы
заметили, как любознательны в наши дни знатные дамы? "О мистер Филмер, как
вам это удалось?"
Простые люди в необычных условиях теряются и отвечают на вопросы очень
невразумительно. Можно себе представить, что он им говорил!
"...самозабвенный и самоотверженный труд, сударыня, и, возможно, право, не
знаю, но, возможно, и кое-какие способности..."
До сих пор Хикс и фотографическое приложение к "Новой газете" не
противоречат друг другу. На одной фотографии машина спускается к реке, а
под ней, в просвете между вязами, видна башня Фулхэмской церкви; на другой
Филмер сидит у батарей прибора, управляющего полетом, а вокруг толпятся
сильные мира сего и прелестные дамы; Бэнгхерст скромно, но с решительным
видом расположился на втором плане. Снимок на редкость удачный. Впереди,
почти заслоняя Бэнгхерста и пристально и задумчиво глядя на Филмера, стоит
леди Мэри Элкингхорн, все еще прекрасная, несмотря на свои тридцать восемь
лет и связанные с ее именем сплетни; на этой фотографии она единственная
ничуть не позирует, словно бы даже и не замечает фотографа.
Таковы факты, внешняя сторона описываемых событий. Что же касается
существа, тут очень многое остается неясным, и можно лишь строить догадки.
Что ощущал Филмер в те дни? Какие тягостные предчувствия таились под этим
модным, с иголочки сюртуком? Портреты его появлялись во всех газетах, от
грошовых листков до солиднейших печатных органов; он был известен миру как
"Величайший Изобретатель всех времен". Он изобрел самый настоящий
летательный аппарат, и с каждым днем в Саррейских мастерских первый такой
аппарат достаточных размеров, чтобы поднять человека, принимал все более
законченный вид. И никто в мире не сомневался - ведь это так логично и
естественно! - что, когда машина будет готова, именно он, Филмер, ее
изобретатель и создатель, с законной гордостью и радостью ступит на борт,
поднимется в небо и полетит.
Но теперь-то мы хорошо знаем, что Филмер был органически неспособен
испытать эту законную гордость и радость. Тогда это никому не приходило в
голову, но дело обстояло именно так. Теперь мы не без оснований
догадываемся, что в тот день он передумал о многом, а из его короткой
записки врачу с жалобой на упорную бессонницу можем сделать вывод, что и
по ночам его мучила та же мысль: пусть в теории полет безопасен, но ему,
Филмеру, болтаться в пустоте на высоте тысячи футов над землей будет
нестерпимо тошно, неуютно и опасно. Эта догадка осенила его, должно быть,
когда его только еще начали называть "Величайшим Изобретателем всех
времен", он как бы увидел, что ему предстояло сделать, и ощутил под собой
бездонную пропасть. Возможно, когда-нибудь в детстве он случайно посмотрел
вниз с большой высоты или уж очень неудачно упал; а быть может, от
привычки спать не на том боку его преследовал всем нам знакомый кошмар,
когда снится, что куда-то падаешь, и это вселило в него ужас; в силе этого
ужаса теперь не приходится сомневаться.
Очевидно, в начале своих исследований Филмер никогда не задумывался над
тем, что ему придется лететь самому; пределом его желаний была летающая