"Герберт Уэллс. Анна-Вероника" - читать интересную книгу автора

Присутствие на этом балу было связано с двумя обстоятельствами, которые
Анна-Вероника при всем своем такте никак не смогла скрыть от тетки и отца.
Ее обычная сдержанность и чувство собственного достоинства в данном случае
оказались ни к чему. Первое обстоятельство заключалось в том, что она
должна была появиться в маскарадном костюме невесты Корсара, и второе -
провести остаток ночи после окончания танцев в Лондоне вместе с барышнями
Уиджет и избранной компанией в "совершенно приличном маленьком отеле"
возле Трафальгар-сквер.
- Но подумай, дорогая! - всполошилась тетка Анны-Вероники.
- Понимаешь, тетя, - ответила Анна-Вероника с видом человека, который
сам не знает, что ему делать, - я ведь обещала прийти. Я не подумала... и
не знаю, как теперь быть.
А потом отец поставил свой ультиматум. Он сообщил его дочери не устно,
а в письме, что показалось ей особенно отвратительной формой запрета.
- Он не мог сказать это, глядя мне в глаза! - возмутилась
Анна-Вероника. - Но, конечно, это тетя состряпала.
Поэтому, когда Анна-Вероника приблизилась к воротам своего дома, она
подумала: "Нет, я с ним непременно поговорю. Я с ним поговорю. А если он
не захочет..."
Но она даже мысленно не договорила, что сделает в этом случае.


Отец Анны-Вероники был поверенным и вел дела одной фирмы. Этот человек
лет пятидесяти трех - худощавый, страдающий невралгией, с жестким ртом,
острым носом, бритый, седой, сероглазый, в золотых очках, и с круглой
лысинкой на макушке - казался изнуренным трудом и внушающим доверие. Его
звали Питер. У него было пятеро детей, рождавшихся весьма нерегулярно,
причем Анна-Вероника появилась на свет последней. Все это было ему уже не
в новинку, и он как отец оказался несколько утомленным и невнимательным;
он звал ее "малютка Ви", неожиданно и рассеянно гладил по головке и
относился так, словно не помнил, сколько ей лет: одиннадцать или двадцать
восемь. Дела в Сити отнимали у него много энергии, а оставшиеся силы он
тратил на гольф - игру, которой придавал очень серьезное значение, - и на
занятия микроскопической петрографией.
Микроскопия была его коньком, и он увлекался ею по-викториански,
особенно не раздумывая. Подаренный ему в день рождения микроскоп толкнул
его на путь технической микроскопии, когда ему было восемнадцать, а
случайная дружба с торговцем микроскопами из Холборна укрепила эту
склонность. У него были необычайно искусные пальцы, а любовь к обработке
мельчайших деталей сделала его одним из самых ловких мастеров среза для
микроскопа. Сидя в маленькой комнатке на чердаке, он тратил гораздо больше
денег и времени, чем мог себе позволить, изготовляя новые гранильные
аппараты и новую арматуру для микроскопов, шлифуя пластинки каменных пород
до почти прозрачной тонкости и придавая препарату для исследования особую
красоту и благородство. По его словам, он занимался этим, чтобы
"отвлечься". Наиболее удачные препараты он выставлял в Лаундинском
обществе микроскопии, и их высокое техническое совершенство неизменно
вызывало восхищение. Научная ценность их была не столь велика, ибо он
выбирал породы исключительно с точки зрения трудности их обработки или
интереса для вечеров, устраиваемых научным обществом. К производившимся