"Александр Васильев. Медыкская баллада " - читать интересную книгу автора

Помню, эти его слова больно кольнули мне в сердце. И вдруг пришла в
голову мысль: а что, если я пойду вместе с ним? Ведь я же не буду ему
обузой, наоборот, мне - женщине, легче и добыть пищу в дороге, и разведать,
есть ли в том или ином селе немцы... Набралась храбрости и сказала об этом
Николаю. Он даже онемел от удивления. "Вот не думал, что ты могла бы
решиться, - наконец проговорил он. - Ну а как же быть с нашим сыном?" -
"Оставлю у родителей", - ответила я. Мой Володя уже тогда был на
искусственном питании: от пережитых волнений у меня пропало молоко. "Так
какая же разница, - думала я, - будет малыш на моем попечении или на
попечении мамы". Но решила пока до последнего момента ничего не говорить
родителям, которые наверняка сочли бы меня сумасшедшей. Я знала, что они
скажут, в каком будут ужасе. Но такой был у меня тогда решительный характер.
Или была такая любовь...
И вот настал тот день - семнадцатое июля. Утром я принесла Николаю в
подвал завтрак, он с аппетитом поел и почему-то захотел побриться. К тому
времени у него отросла большая черная борода, и он совсем стал походить на
цыгана. Еще посмеялся: "Как из табора, только серьги в ухе не хватает". Мы
уже знали, что фашисты истребляют цыган, как и евреев, и Николай, видимо,
решил сбросить свою смоляную бороду, чтобы потом в дороге его внешность не
так бросалась бы в глаза. Я пошла домой, чтобы принести ему отцовскую
бритву, помазок с мыльным порошком и горячую воду.
Здесь надо сказать, что я не особенно соблюдала осторожность, потому
что немцев близко не было, а жители поселка редко ходили друг к другу: с
момента оккупации все стали жить скрытно, замкнуто... И вот, когда вышла из
дома с кувшином и бритвенными принадлежностями и уже пошла к сараю, то меня
окликнули. Я замерла от страха, но, увидев, кто меня позвал, немного
опомнилась и от сердца у меня отлегло. У калитки стоял знакомый хлопец наш
же посельчанин Левко Круть, которого еще недавно, до войны, мы знали как
нашего молодежного активиста. Тихий и дисциплинированный, он состоял в
совете местного клуба и часто дежурил на вечерах, ходил с крабной повязкой
на рукаве, не пускал на танцы выпивших и плохо одетых...
Мы поздоровались. "Ты по цо, Левко?" - спросила я. - "К твоему отцу за
тютюном", - ответил он и подошел ко мне. - "А ты что, голярню открыла?" -
Левко, усмехнувшись, кивнул на бритву. Я не растерялась и сказала, что дома
у нас уборка и отец решил побриться в сарае. "Разумию", - сказал Левко и
направился к дому, но я его опередила и попросила подождать на крыльце, сама
сходила к отцу, взяла у него горсть табаку и вынесла Левко. Он поблагодарил
и ушел.
Я решила, что Николаю незачем знать о приходе соседского хлопца. Мне
казалось, что Левко ни о чем не догадался, хотя на душе и остался какой-то
неприятный осадок от его усмешки. Но я отогнала опасения: уж кто-кто, а
Левко не выскажет никому своих подозрений, даже если они у него и возникли.
Спустилась в подвал. Николай прибавил свет в лампочке, приладил на
стене зеркальце и стал намыливать лицо. Помню, я ему еще посоветовала
сохранить хоть немного бороду и усы, это поможет, когда мы пойдем, сбить
немцев с толку: ведь они знают, что советские военнослужащие бритые. Николай
похвалил меня за догадливость и сказал, что мне можно быть разведчицей...
Он брился, я смотрела не него. И вдруг над нами послышался топот сапог,
дверь в подвал приподнялась, и в щель просунулось дуло автомата. "А ну
вылезайте все, кто там есть!" - раздалась команда, сначала на немецком,