"Александр Васильев. Медыкская баллада " - читать интересную книгу автора

Медыку с той стороны Сана пригнали бронепоезд, который стрелял по доту из
тяжелых орудий... И только тогда дот замолчал. Под вечер, когда по шоссе
пошла колонна машин, по ней не раздалось ни одного выстрела.
А красноармейцы, что стало с ними? Я видела, как группа немцев ходила
осматривать разрушенный дот.
Когда они вернулись, набралась смелости спросить у одного из них,
унтера, квартировавшего в соседнем доме, удалось ли им взять кого-нибудь в
плен. Немец сказал, усмехнувшись, что брать было некого, потому что всем
"капут".
Итак, все они погибли! Был ли среди них мой муж - этого, я, повторяю,
не знала, но если бы мне разрешили попытаться отыскать его труп, пошла бы
туда. Как смогла бы я найти его в развалинах - об этом тогда не думала...
Ночью я лежала, не смыкая глаз и прислушиваясь к каждому шороху. Все
чудилось, что вокруг дома кто-то ходит - то слегка постучит в ставню, то
скрипнет калиткой. Несколько раз, накинув шаль, выходила на крыльцо и
подолгу всматривалась в темноту. Но вокруг никого не было. Поселок казался
безлюдным, не светилось ни одно окно, даже собаки не лаяли.
И вдруг я услышала, как кто-то скребется в дверь. Затаила дыхание. Мне
вспомнилась притча о душах погибших, которые возвращаются в дом. Вот дверь
заскрипела, послышался слабый стон... Сорвавшись с кровати, метнулась к
двери и споткнулась о лежащее у порога тело. Человек! Я упала на колени,
дрожащими руками дотронулась до него. Его одежда была липкая от крови,
шершавая от песка. Сердце у меня страшно забилось - от жалости и от
какого-то необъяснимого предчувствия. Нащупав лицо человека, чуть не
закричала. Это был он, мой муж, мой коханый! Не помню уж, что я говорила
ему, но он тоже узнал меня. "Мне плохо, Лена, - простонал он. - Товарищей
убили, я остался..." Он попросил воды и пил долго, жадно. Потом сказал,
чтобы его спрятали. Мои родители тоже проснулись и совершенно оцепенели -
или от неожиданности, или от страха. Отец, обычно деятельный и находчивый,
не знал, что предложить, только бегал в нижнем белье по комнате, поминутно
заглядывая в дверь - не идут ли к нам немцы...
Я попросила отца посторожить у калитки, сама вместе с мамой стала
оказывать Николаю первую помощь. Мы сняли с него пропитанные кровью
гимнастерку и штаны, стянули сапоги и, согрев воды, промыли раны, которых
было множество, но, к счастью, не глубоких. Больше он страдал не от ран, а
от контузии: его, как он сказал, завалило при взрыве дота, и он потерял
сознание. Может быть, потому немцы и решили, что в доте все погибли,
поскольку не слышали ни криков, ни стонов... К ночи Николай пришел в себя,
выбрался из-под обломков и пополз по полю к поселку. Идти он не мог: правая
нога у него отнялась.
Мы забинтовали Николаю грудь, переодели его во все чистое, напоили
горячим сладким чаем - от еды он отказался - и решили спрятать в
единственном более-менее надежном месте - в подвале под сараем, где мы
прятались в дни боев. Снова перенесли туда матрац, постельное белье, кое-что
из посуды. Вход в подвал отец замаскировал сеном, а для того, чтобы в
убежище мог проходить воздух, прокопал дыру. Боясь обыска, военную одежду
Николая мы закопали в глубокую яму во дворе, смыли кровь с крыльца. Мы знали
(об этом говорил приказ немецкого коменданта), что за укрывательство
советского офицера фашисты могут расстрелять всю нашу семью. "Може, треба
его замельдовать?" - спросил у меня отец. Но что значило замельдовать, то