"Роберт Уоррен. Приди в зеленый дол" - читать интересную книгу автора

бедра. Как и в прошлый раз, но только еще дальше от поляны она внезапно
остановилась. И, как и в тот раз, велела отдать ей ведра.
- Нет, - сказал он улыбаясь, - ты совсем крошка. Я несу в дом.
- В дом! - вспылила она, блеснув глазами. - Вовсе ты не собираешься
нести их в дом. Знаешь, что я не пущу, вот и говоришь. Все ты врешь,
думаешь, я не знаю. Что зубы-то скалишь?
"Как она догадалась?" - растерялся он. Его охватила слабость. Сознание
своей вины буквально парализовало его. Только раз в жизни с ним случилось
такое, когда Гвидо Альточчи вскочил со скамьи подсудимых и ткнул в него
пальцем, крича по-итальянски: "Traditore" - предатель!
Она глядела ему в лицо и, конечно, видела его насквозь. Потом холодно и
властно велела:
- Поставь ведра.
Он медленно опустил их на тропинку. Ведра коснулись земли, стали, и
тогда он осторожно опустил дужки. Они звякнули. Девушка была рядом. Один
шаг, один прыжок - и он настигнет ее. Она и вскрикнуть не успеет.
Но страх остановил его. Страх полз у него по спине, точно струйка
холодного пота.
- ...и не смей больше на меня глядеть, - говорила она, - и зубы не
скаль! И не смей больше петь в этом лесу, я не желаю тебя слышать. Убирайся!
И страх его сменился грустью. "Три года", - думал он. Глядел в ее
поблекшие от гнева глаза и представлял себе, как этот гневный взгляд мог бы
смягчиться, стать нежным и ласковым.
Она все еще глядела прямо на него.
- Кто ты такой? - спросила она.
- А что? - отозвался он, вконец расстроенный и растерянный.
- А то, что говоришь не по-нашему, - сказала она со злорадной усмешкой.
Он тупо молчал, глядя на нее.
- Ну, говори: кто ты такой? - властно требовала она.
- Сицилия, - сказал он и вдруг подумал: "А что оно, собственно, значит,
это слово, которое я повторяю всю свою жизнь?" Только сейчас, в темном
кедровом лесу, в Теннесси, он заметил, что даже для него самого это лишь
пустой звук. Пытаясь наполнить его хоть каким-то смыслом, он снова повторил,
сам себе: "Сицилия, из Сицилии".
- Вот и поезжай в свою Сицилию, - отрезала она, недобро рассмеявшись и
внезапно оборвав смех, точно нитку. - Счастливого пути.
- Давно я там не был, - сказал он, погрустнев от этой неожиданной
мысли.
- Словом, катись на все четыре стороны, - сказала она. - Убирайся
отсюда. Хватит тебе тут зубы скалить. Ишь, белые какие, напоказ небось и
выставляешь. Распелся тут. Если хочешь знать, - она поколебалась, потом
шагнула к нему, вздернув подбородок, и выпалила: - Я тебя ненавижу!
И тогда словно какая-то сила, скрытая в глубине его существа, вырвалась
на свободу.
- Правда? - шагнул он к ней, сотрясаясь от желания, сжимая кулаки,
шумно дыша. - Правда, что ты ненавидишь Анджело?
Она не испугалась, не отступила. Она глядела ему прямо в глаза и,
дразня его, повторяла:
- Правда. Правда, что я ненавижу Анджело.
Но стоило ему чуть приметно придвинуться к ней, как она пригрозила: