"Стенли Уаймэн. Красная кокарда " - читать интересную книгу автора

Но меньше всего он думал об осторожности.
- Не угодно ли вам последовать нашему примеру? - мягко - продолжал он.
Уклоняться было уж невозможно. Сотни глаз, любопытных и нетерпеливых,
устремились на меня. Лицо мое пылало.
В комнате вдруг водворилось молчание.
- Я не могу этого сделать, - промолвил я наконец.
- Почему же, позвольте спросить? - с прежней мягкостью обратился ко мне
Сент-Алэ.
- Потому, что я не вполне разделяю ваши взгляды. Мой образ мыслей вам
известен, маркиз, и я твердо держусь его. Я не могу дать клятвы.
Движением руки он остановил с полдюжины дворянчиков, готовых закричать
на меня.
- Тише, господа! - сказал он. - Тут не место угрозам. Виконт де Со -
мой гость, и я отношусь к нему с уважением, хотя не могу сказать того же про
его убеждения. Полагаю, надо избрать другой способ. Я не решаюсь входить с
ним в споры сам.
Но, если вы позволите, - обратился он к матери, - чтобы Дениза сыграла
на этот раз роль сержанта, набирающего рекрутов, то, может быть, ей удастся
предупредить разрыв.
Это предложение вызвало громкое одобрение. Кто-то захлопал в ладоши,
женщины замахали веерами. Маркиза продолжала стоять, улыбаясь, как сфинкс, и
молчала. Потом она повернулась к дочери, которая, услышав свое имя,
старалась съежиться так, чтобы ее не было и заметно.
- Подойди сюда, Дениза, - сказала маркиза. - Попроси виконта де Со
оказать честь сделаться твоим рекрутом.
Девушка тихо вышла вперед. Видно было, как она вся дрожала. Никогда не
забуду этого момента, когда стыд и упрямство попеременно овладевали моей
душой по мере ее приближения ко мне. Быстрая, как молния, мысль подсказала
мне, в какую ловушку я попал. Но мучительнее всего был момент, когда бедная
девушка, с трудом преодолевая свою застенчивость, остановилась передо мной и
прошептала несколько слов, которые едва можно было понять.
Ответить ей отказом, по понятию всех этих господ, было невозможно. Это
было бы такой же грубостью, как и ударить ее. Я чувствовал это всеми фибрами
души. И в то же время я осознавал, что согласиться на ее просьбу значит
признать себя одураченным, признать себя жертвой ловкой западни, показать
себя трусом. Одно мгновение я колебался между гневом и жалостью. Затем,
взглянув на все эти лица, глядевшие на меня вопросительно и злобно, я тихо
сказал:
- Мадемуазель, я не могу.
- Монсеньер!
Это крикнула сама маркиза, и голос ее резко и пронзительно раздался в
комнате. Его звуки сразу рассеяли туман, в котором работал мой мозг. Я
окончательно стал самим собой. И, повернувшись к неб, поклонился.
- Не могу, маркиза, - отвечал я твердо, не испытывая более никаких
сомнений. - Мой образ мыслей известен вам тоже, и я не могу лгать даже ради
мадемуазель.
Едва я успел промолвить последнее слово, как чья-то перчатка, брошенная
невидимой рукой, ударяла меня в грудь. Все, находившиеся в комнате,
казалось, вдруг помешались. Крики: "Негодяй! Вон предателя!" - так и
носились в воздухе. Шпаги замелькали перед моими глазами, десятка два