"Михаил Высоцкий. Башня Драконьей Кости" - читать интересную книгу автора

ок'Авьен - не каждый день под копыта моего коня новоприбывший шмон посреди
леса бросается! Обычно все наоборот, прочь разбегаются - а этот ничего!
Стоит, глаза в глаза моему коню смотрит! Я еще тогда понял - такого шмона
нельзя упускать! Так что ты постарайся, не подведи старика Хомарпа!
- Я сделаю все, что будет в моих силах, Ваше Благородие.

"Я понял только некоторые слова из беседы Авьен с шираем. Вроде бы речь
шла обо мне, но что именно говорилось - не знаю. В тот раз хорошо поели,
Хомарп нас угостил местными винами. Судя по выражению лица Авьен, это было
очень ценное угощение. А потом он нас отпустил, мы вернулись в сарай и
продолжили урок.
Так началось мое пребывание в новом мире.
Хоть прошло уже много времени, те, первые, дни мне навсегда врезались в
память. Все было такое новое, необычное. Другие расы, другая жизнь, другой
язы, в конце концов другой мир! Я с этим фактом быстро смирился. Наверно,
потому, что даже дома я никогда долго на одном месте не сидел, вечно где-то
скитался. Так и сейчас. Я мысленно окрестил Латакию просто далекой страной,
о которой раньше я никогда не слышал.
Латакия, или Страна Тысячи Замков - так называлась то государство, куда
меня занесла судьба. Более подробно мне не удавалось узнать. Когда я
спрашивал у Авьен, "где находится Латакия?", она не понимала. "Латакия тут,
Латакия там, Латакия везде", - отвечала она. Тут даже самого понятия
"страна" не было, потому что все вокруг - Латакия. "Латакия, это там, где
замки", - как-то ответила она. А когда я спросил, что находится там, где нет
замков, она ответила "Мернахам". Я попытался выяснить, что это такое, но
ничего не получилось. Тут мы не могли друг друга понять, и самый близкий
перевод "Мернахама", который я для себя сделал - Пограничье. "То, что рядом
с границей Латакии" - это примерно должно было так звучать.
С Хомарпом мы больше не встречались. Мы с Авьен иногда сидели в ее
сарае, но чаще бродили по городу, учили языки. Да, именно языки - не только
я учил местный диалект, но и Авьен учила русский. Так было проще. Как я
понял, ширай назначил Авьен моим даву - непереводимое на русский язык слово,
которое означает учительница, наставница, нянька, та, которая несет за меня
ответственность. Задачей Авьен было устроить мое интегрирование в местное
общество, научить языку, рассказать о мире. Ей лично предстояло отчитываться
за мои успехи, и работала девушка не на страх, а на совесть.
Статус даву значительно поднял ее в глазах местных жителей. Если
раньше, как я понял, она считалась какой-то убогой, которой из жалости
выделили укромный уголок в старом, никому не нужном сарае, то теперь ее все
наперебой приглашали в гости. Но она этими приглашениями не пользовалась. Мы
только иногда заходили в местную таверну, где нас бесплатно кормили, и еще
Авьен часто оставляла меня на ночлег у разных людей. Но сама никогда не
оставалась - желала мне вечером спокойной ночи, как маленькому мальчику, а
утром приходила, поднимала меня и мы продолжали наши занятия.
Когда я говорю "людей", я так называю местных жителей. Но они не люди.
Самым "человечным" из всех, кто мне встретился в этом мире, был ширай.
Местные жители относились к не менее десяти различным биологическим видам,
самый распространенный - тот, к которому принадлежала сама Авьен. Они кроме
вертикальных зрачков и острых клыков во рту от меня ничем не отличались,
другие виды имели больше отличий.