"Иван Александрович Вырыпаев. Сентенции Пантелея Карманова" - читать интересную книгу автора

шар, на этом строились его доказательства, что земля круглая как глобус. Но
повторяю, внешне это был полный урод. Лысый, маленький, горбатый, с
обезьяним черепом к тому же еще и глухой. Он писал симфонии, но на вопрос:
"Ты меня любишь?", всегда отвечал: "Что?" и непонимающе улыбался. И вот
однажды, я высказал мнение, что он чем-то похож сразу на многих великих
людей: и на Паганини, и на Сократа, и на Бетховена, и еще на кого-то. И
только я обнаружил это сходство, как моя жизнь резко изменилась. Теперь в
каждом грязном и унылом человеке, валяющимся у подъезда, я готов видеть и
Паганини, и Сократа, и Бетховена, и им подобных. Из-за этого мне пришлось
всех людей принимать такими, какими они есть. Ведь я же не знаю, кто лежит
передо мной в весенней луже, может быть это Сократ развалился. Так что я
вступаю в спор с пьяным Астровым. В человеке должно быть все ужасно: и лицо,
и одежда, и душа, и даже мысли. Потому что самые ужасные мысли часто бывают
самыми прекрасными.


Отрывок из дневника
...а десять лет назад мне было двадцать, значит по предсказанию через
год я как-то умру...Через два года заканчиваю заочное отделение
политехнического института - странные факты.

Сентенция 14.
Кант, инвалид, любовь.

Вот, я ехал в поезде и штудировал Канта "Критику чистого разума". Не
потому что я такой эстет или склонен к "пофилософствовать" и не потому что
заважничал, а просто мне нужно было готовиться к экзамену по философии. У
меня преподаватель женщина, считающая себя любовницей Юнга, Юма, Гегеля,
Канта и еще одного профессора нашего института Штрагеля Иосифа Давыдовича. И
она уверена, что они все тоже от нее без ума, а отсюда a priori вытекает,
что и мы должны быть от них в восторге. Так вот, я читал Канта лежа на
верхней полке, а подо мной на нижней ехал какой-то инвалид без ноги. Я,
кстати, впервые осознал, что слово "инвалид" может распространяться и на
молодых людей. Раньше, когда произносили "инвалид" я всегда представлял себе
старого, грязного ветерана с унылыми глазами, да ведь так в большинстве
случаев и бывает. Но оказывается, что, вот и молодая девушка с трепещущими
сосками тоже инвалид, потому что у нее порок сердца. И инвалиду на первой
полке подо мной на вид было всего лет тридцать.
А напротив него ехал настоящий, живой сектант проповедующий "не
унывать" и у них шел спор. А оказалось, что главным, ключевым словом
инвалида являлось слово-термин " не уверен".
- Жизнь дана как испытание, - говорил оптимист сектант.
- Не уверен, - отвечал инвалид.
- Но вы же не отрицаете, что существует физическая смерть?
- Не отрицаю, но не уверен до конца.

И далее следовал такой диалог:

Сектант. Ну, а что перед вами чай в стакане, вы уверены?
Инвалид. Не совсем.