"Катерина Врублевская. Дело о рубинах царицы Савской (Аполлинария Авилова-4) " - читать интересную книгу автора

(далее другим почерком, на церковно-славянском)
И порази Господь ефиопи пред Асою и Иудою и бежаша ефиопы: и погна их
Аса и людие его даже до Гедора: и падоша ефиопы, даже не быти в них останку,
еяко сотрени быша пред Господом и пред силою его, и плениша корысти многи: и
изсекоша веси их окрест Гедора, велик бо страх Господен объят их, и плениша
вся грады их, занемноги корысти быша в них...[11] - и пропало все! Кто
спасет род царей, лишившихся аксумского оберега?
(здесь опять пропуск)
Как нашли эфиопляне силы грешить, так пусть найдут силы сказать о себе
правду пред Богом, без оправдания себя, как есть, как Едином, имеющим власть
оставлять наши грехи, что нас чудом спасет от всего гнета, причиняемого нам
злом. И если не выполним мы то, что заповедано свыше, и не потратим все силы
и помыслы наши на возвращении реликвии, падет династия! И будет все так, как
сказано пророком Иезекиилем: "И егда послю стрелы глада на ня, и будут во
скончание, и послю растлити вы, и глад соберу на вы, и сотру утверждение
хлеба твоего, и испущу на тя глад и звери люты, и умучу тя, смерть же и
кровь пройдут сквозь тя, и меч наведу на тя окрест: аз гдесь глаголах".[12]
Господь не оставит нас милостью своей, ибо было откровение дабтару
Абуне на геэз - священном языке ефиоплян: быстры воды Тана, из него по языку
дракона поспеши на очи херувимов, не дай ослепнуть без кровавых капель, -
ищи там манну небесную, данную нам Господом..."
На этом месте текст обрывался. Далее шли еще значки, но мне от них
толку не было.
Аккуратно свернув пергамент, я спрятала его на дно саквояжа, и не
напрасно - в дверь постучали, и матрос пригласил меня на завтрак в
кают-компанию. Я заколебалась. Потом все же решила взять документ с собой,
тем более, что он прекрасно помещался во внутреннем кармане панталон.
Мужчины при виде меня встали. Я села и расправила салфетку.
- Что с ним? - спросила я Нестерова.
- Скончался, Аполлинария Лазаревна, - произнес он.
- Мир праху его, - я перекрестилась.
Я обратила внимания, что Головнин беспрерывно подливал себе в рюмку из
большой пузатой бутылки с оплеткой, а Аршинов сидел понурившись. На нем лица
не было. Неужели он так переживал смерть монаха? Решив его приободрить, я
дотронулась до его руки и прошептала:
- Расскажите нам о нем.
Аршинов встрепенулся, обвел глазами сидящих за столом:
- Если бы вы знали, какого великого ума был Фасиль Агонафер. Я его
называл Василием, по-нашему, по-русски. Он не обижался, понимал, что от всей
души.
- А как он в России оказался? - спросил Головнин.
- О! Это долгая история. Началась в древние времена. Слышали вы о
иудейском царе Соломоне и царице Савской?
- Николай Иванович, ну вы уж совсем нас за гимназистов-двоечников не
принимайте, - хохотнул капитан Мадервакс.
- А то, что красавица-царица была черна лицом, ибо родом происходила из
Эфиопии, вам известно?
- Неужели? - удивилась я. - Мне всегда казалось, что она персонаж
персидских сказок наподобие "1001 ночи".
- Вот и ошибаетесь, Аполлинария Лазаревна. В ней все было прекрасно: