"Катерина Врублевская. Дело о старинном портрете (Аполлинария Авилова-3) " - читать интересную книгу автора

Учиться желает у тамошних художников. Твердил, мол, они сейчас самые новые
да самые лучшие. Мечту свою исполнять желает. Наши художники ему не по нраву
пришлись, не так пишут. Каких-то импер... прессисистов поминал.
- Импрессионистов, - поправила я его.
- Верно. К ним самым поехал. Учиться будет по-французски картины
писать. Будто по-русски нельзя. Зачем только надо было отца в расходы
вводить, в Москву ездить?
- И вы его отпустили?
- Разве Андрюху удержишь? Если что себе в голову вбил, так и будет. Я
не препятствую. У него своя голова на плечах.
- Как жаль... Он даже не пришел со мной попрощаться. Как-то не
по-дружески.
- Он вам письмо оставил, - сообщил Протасов. - Наказал отдать в
собственные руки. С утра недосуг мне было, а после обеда собирался к вам
мальчонку послать, и тут вы сами явились, будто знали. Погодите, сейчас
принесу.
Серапион Григорьевич тщательно вытер руки, вышел из мастерской и вскоре
вернулся, неся простой запечатанный конверт. Поблагодарив его, я откланялась
и поспешила домой, чтобы прочитать письмо наедине. Хорошо, не отпустила
извозчика, у меня словно сердце чуяло, что я долго в мастерской не
задержусь.
Придя к себе, я отложила сумочку в сторону - она жгла мне руки.
Несколько минут простояла в тишине, не пытаясь вскрыть конверт. Я страшилась
того, что запечатано в нем.
Села на новый диванчик и задумалась: что со мной происходит? Почему
меня так глубоко взволновал поступок Андрея? Ведь я, отказавшись выйти замуж
за бравого штабс-капитана Сомова, нисколько не была этим взволнована или
опечалена. А тут - дрожь в руках, боюсь открыть конверт и прочитать
адресованные мне слова. Я никогда особо не задумывалась о будущем с
Андреем - жила сегодняшним днем, и мне было хорошо. Неужели мне так
полюбились стати молодого Протасова, что я сейчас рассуждаю не разумом, а
женским естеством? Или все же есть в нем нечто цельное, настоящее, и меня
влечет к интересному и талантливому человеку? Прочь сомнения, я обязана
взглянуть правде в глаза, а не прятать голову в песок, как страус.
Я пришла в себя, открыла конверт и достала сложенный вчетверо лист
бумаги. На нем свинцовым карандашом были написаны рвущие душу строки:

"Милая, любимая моя Полина! Обожаемая мною женщина! Прости меня, прости
за все: за то, что уезжаю вот так, не попрощавшись, за мое невнимание к
тебе, за то, что возомнил о себе Бог весть что, за обиду, что нанес тебе.
Горе мне!
Я недостоин тебя. Недостоин такой, какой есть сейчас - подмастерье в
столярной мастерской, умеющий лишь рисовать эскизы заказной мебели. Мелкий,
ничтожный человечишка. Рядом с тобой должен быть талант, знаменитость, ты
привыкла к выдающимся мужчинам. Ты ведь рассказывала мне о своем покойном
муже, а меня в эти моменты словно пытали каленым железом: я сравнивал себя с
ним и понимал, что и ты сравниваешь тоже.
Единственный выход - уехать и стать тем, кем я должен стать. Мне нужно
многому научиться, я хочу писать, хочу выразить все то, что накопил в своей
душе за недолгую жизнь. И Париж - лучшее место для этого. Сниму мансарду,