"Катерина Врублевская. Первое дело Аполлинарии Авиловой (эпистолярный детектив) " - читать интересную книгу автора

недавние, но ушедшие годы, и словно вновь вижу тебя живым и здоровым,
любящим и любимым. И когда пишу я, старательно выводя на бумаге твое имя, ты
предстаешь предо мною, и чтобы продлить эти мгновения, я пишу долго и
тщательно: Владимир Гаврилович Авилов. Географ-путешественник, член
Географического общества, доктор естествознания. И словно входишь ты в дом -
высокий, худощавый, с обветренным лицом и пронзительными синими глазами,
составляя разительный контраст своему другу - моему отцу, полноватому и
черноусому, с холеными ногтями и всегда безупречно одетому.
А далее, чтобы еще раз пережить все те счастливые и слегка сумасшедшие
годы, старательно описываю историю своего замужества за человеком, бывшим
старше меня на тридцать лет. Помню все, до мельчайших подробностей. Не буду
более обращаться к тебе, чтобы не походить на истеричных героинь дешевых
романов. Просто опишу, как оно было.
Владимир Гаврилович появлялся в нашем доме редко. Но зато каждый раз из
очередного путешествия привозил мне подарок. Это могли быть веточка коралла,
кусок скалы с отпечатком крупного насекомого, или костяные бусы, сработанные
далекими мастерами. Но больше подарков меня привлекали его истории.
Рассказывал он великолепно, и я как будто сама оказывалась в тех местах, о
которых шла речь.
Однажды, когда мне было тринадцать, он пришел к нам и увидел, что я
читаю "Графа Монте-Кристо" писателя Дюма.
- Нравится? - спросил он.
- Конечно! - воскликнула я. - Эдмонт Дантес такой красавчик!
- Но там есть кое-кто гораздо умнее и интереснее твоего спесивого
графа!
Я широко раскрыла глаза:
- И кто же это?
- Аббат Фариа, - ответил он.
- Что ж в нем интересного? - разочарованно спросила я. - Сидит в
тюрьме, а потом умирает, так и не выйдя на волю...
- Аббат очень умен и проницателен, - объяснил Авилов серьезно. - Обрати
внимание, как он ловко распутал задачу и узнал, кто посадил Дантеса в
тюрьму! И ведь аббат Фариа никогда в жизни не видел этих людей и не был в
том городке. Что мешало самому Дантесу распутать узел и отвести от себя
обвинения?
- Не знаю, - я пожала плечами. - Наверное, он сильно любил свою
невесту.
- Одно другому не мешает, - Владимир Гаврилович рассмеялся. - Просто
аббат умел делать правильные выводы из полученных сведений. А Дантес - нет.
Именно это и называется умом.
После этого разговора я вернулась к началу и перечитала роман заново,
обращая внимание на отца Фариа, и не могла не восхититься точностью оценки
Владимира Гавриловича. А для себя решила, что друг отца ничуть не глупее
аббата.
Прошло три года. Авилов уехал в Манчжурию и долго не возвращался. Он
писал нам чудесные письма, полные описаний приключений и опасностей. И
однажды, в день посещений, ко мне пришел отец. Рядом с ним стоял высокий
седой мужчина. Поначалу я его не узнала, а когда поняла, что это Владимир
Гаврилович, то с радостным возгласом кинулась ему на шею, совершенно забыв,
как это выглядит со стороны.