"Катерина Врублевская. Первое дело Аполлинарии Авиловой (эпистолярный детектив) " - читать интересную книгу автора

нерастраченный в супружеской жизни пыл. Я видела, что иногда Полина просто
не успевала познакомиться с очередной отцовской пассией. Но чего у него не
отнять - от своих метресс Лазарь Петрович требовал быть с сиротою
приветливыми и ни в чем ей не перечить.
Не удивляйся тому, Викентий, что я так свободно говорю на такую
деликатную тему. Ты знаком со мной не первый год, я помню твои безумства,
хотя смешно сейчас об этом тужить. Мне мало осталось, и лицемерить для
меня - слишком большая роскошь.
Вот чего я не одобряю в этом достойном во всех отношениях человеке, так
то, что он с ранних лет дал Полине чрезмерную свободу. Рамзины хотели
мальчика, а родилась девочка. Сызмальства к ней были приставлены няньки,
мамки, бонны да гувернантки, которые шагу не давали ступить, как и
полагается благовоспитанной барышне. Но при том отец часто забирал Полину с
собой, чему она вовсе не противилась, а, наоборот, в охотку ездила верхом,
причем в мужском седле, играла в лаун-теннис, модную спортивную игру,
привезенную из Европы, а также, когда удавалось, не вылезала из приемной
Лазаря Петровича.
Поля с детства крутилась у отца в приемной, ловила каждое слово, и
вдруг захотела поступить на высшие женские курсы, - и не для чего иного, как
для того, чтобы стать судебным медиком и помогать отцу в работе! Полагаю это
в высшей степени странной прихотью для девушки из хорошей семьи, но отец и
тут всячески поощрял затеи дочери.
Чего может понабраться юная благовоспитанная особа в приемной у
адвоката по уголовному праву? Кого только там не встретишь! И отец, занятый
своими делами, не обращал на сей вопиющий факт никакого внимания, пока
однажды я не приехала и не устроила ему самый настоящий выговор. Хоть Полина
и называет меня старой козой (да-да, сама слышала!), однако полагаю себя
совершенно правой. Негоже барышне слушать про убийства и блуд, а также
присутствовать при составлении речей, оправдывающих сии противоправные
действия.
После этого случая Полиньку стали усиленно готовить к поступлению в
N-ский институт, где она вскоре и очутилась, к великой своей печали и вящему
моему облегчению.
Все, дорогой друг Викентий Григорьевич, что-то расписалась я. Руки
дрожат. Пойду прилягу. Ты пиши, ежели еще что надобно будет.
Остаюсь,
М. И. Рамзина, вдова статского советника Ивана Сергеевича Рамзина.


* * *

Из дневника Аполлинарии Авиловой.

Уже три месяца прошло. Тягучих, долгих три месяца без тебя.
Милый, милый Владимир, как это долго - три месяца! Прежде я всегда
знала, что ты вернешься. И ждала, терпеливо и безмолвно. А теперь ты ушел в
свое последнее путешествие, из которого нет возврата.
Уныло мне, тоскливо. И вот отчего-то явилось у меня желание рассказать
сызнова, на страницах дневника, историю нашего знакомства. Странное желание,
не правда ли? Однако повествуя о том времени, я словно бы заново переживаю