"Галина Врублевская. Завтра мы будем вместе" - читать интересную книгу автора

мужественный "отец" и скромная "дочь". Мне казалось, что я выступаю на
конкурсе. Ни одного лишнего или нескромного движения.
Только чистая красота духа.
Меня снова посетила мысль, что мое место - на сцене. Я могла бы не
только ерничать, но и приносить людям удовольствие. Музыка смолкла.
Островский проводил меня на этот раз к нашим ребятам и вернулся к жене.
Объявили белый танец - передали инициативу женщинам. Я в таких случаях
не трогаюсь с места.
По-моему, приглашать парней на танец - радость для уродин и старых дев.
Юрка выжидающе смотрел на меня, готовый вскочить по первому сигналу. Я
наблюдала за остальными. С дальнего столика поднялась Света Колокольцева и с
гордо поднятой головой направилась к Валерию Валерьевичу. Но жена
Островского проворно пригласила его на танец и растерянная Светлана
повернулась к другому офицеру. Этим другим был Серов, и к нему уже шла моя
Тишка. Они направлялись в его сторону почти наперегонки. Я следила за их
соревнованием. Тишка поспела первой. Серов, взяв даму под локоть, вывел на
середину зала. Светлана, почти не глядя, пригласила незнакомого мне офицера,
сидящего за тем же столиком, что и Серов. Да, унизительная ситуация для
девушки. Юра сам решился пригласить меня. Но я отказалась, сославшись на
усталость. Я наблюдала, как Островский танцует со своей женой. Она была
намного ниже его и почти утыкалась маленьким острым носиком ему в грудь.
Он, отстранение глядя поверх ее головы, механически делал нужные
повороты. Никакой красоты в их танце не было. Партнерша все портила своей
скованностью. Понятно, почему она отпустила мужа танцевать со мной: в танцах
она была совсем беспомощна.
Снова начались общие танцы в толпе. Я потеряла Островского из виду.
Вместе со всеми пошла танцевать общий танец, но теперь я не выделялась среди
прочих. Как будто первое выступление съело мою душу. К тому же ко мне прилип
Юрка.
- Я тебя больше от себя не отпущу, - пригрозил он. - Хватит красоваться
с женатыми офицерами. А я на что?
- Дай мне хоть перед смертью надышаться, - пошутила я, подразумевая под
"смертью" свое предстоящее замужество.
В этой шутке была доля горечи. Мне казалось, что я действительно должна
буду отказаться от каких-то милых душе привычек. Вряд ли я смогу посещать
дискотеки так же часто, как сейчас. И я знала, что я раба своего слова.
Оттого я редко что-нибудь обещаю. Эту верность слову привила мне моя бабуля
за те годы, когда она воспитывала меня одна.
Когда я привычно, как прежде перед мамкой, канючила: "Ба-б, я больше не
буду..." - она резко прерывала меня:
- Никаких обещаний! Еще твой покойный дед говаривал: "Дал слово -
держись, а не давши - крепись!"
Мой дед, Константин Трифонович Кузнецов, тоже вырос в Кронштадте и был
главарем местной шпаны. С четырнадцати лет, как и его отец, работал на
морском заводе. Вначале - мальчиком на побегушках, потом стал клепальщиком.
Тогда корабли еще были не сварные, как сейчас, а клепаные. По словам бабушки
выходило, что, если бы не началась война, дед спился бы или загремел в
тюрьму. Он постоянно был зачинщиком каких-то драк и потасовок. Но началась
война, и дед, не успев отслужить срочной, стал матросом буксира,
доставлявшего боеприпасы в Кронштадт. Эта крепость, выстроенная Петром I,