"Константин Вронский. Черная богиня " - читать интересную книгу автора

- Терпение, мой мальчик! - старик ободряюще сжал плечо своего
воспитанника.
Потом, подойдя к одному из окон, он приподнял занавес.
- Возьми факел, и пока еще не наступил день, у нас хватит времени
приготовить все необходимое.
Пока Раненсет зажигал факел, Тааб подошел к столу из черного дерева, на
котором стояли чеканные флаконы, стеклянные и керамические горшки и банки,
широкие алебастровые вазы. Взяв одну такую вазу, флакон и еще какую-то
мелочь, Тааб вышел прочь из башни в сопровождении брата царицы-богини.
В каморе при малой пирамиде, стоявшей в саду дворца, они остановились.
Горус вытащил из деревянного ящика вязки сухих трав, роз и других цветов.
Положил их на треножники, полил маслом из флакона и поджег. По каморке
пополз удушливый чад. Но ни старик, ни Раненсет не обращали никакого
внимания на вонь. Брат царицы-богини помогал поддерживать пламя, подбрасывая
в него все новые травы и подливая в огонь масло из амфор.
Когда огонь в конце концов все-таки погас, на дне треножника осталась
омерзительная черная масса. Тогда Тааб-Горус вытащил из-за пояса лопаточку
слоновой кости, соскреб массу и положил в вазу из алебастра. Затем залил
змеиным ядом из бронзового флакона и перемешал. Жидкость окрасилась в
красный цвет. Тщательно закупорив амфору, Тааб передал ее Раненсету.
- Вот питье, мой мальчик, оно поможет.
- Но кто должен его выпить? - вскинулся Раненсет. - Си... Сикиника?
Горус визгливо рассмеялся и сморщился.
- Нет, Раненсет, не Сикиника. На этот раз не Сикиника. Во имя нашей
цели пусть уйдет в землю мертвых ее дорогая подруга. Она должна заснуть для
вечности.
Раненсет, казалось, все еще сомневался.
- Учитель, - наконец сказал он. - Но ведь Нефру-Ра постоянно дежурит
подле сына Солнца. А что если мальчишка случайно выпьет вот это?
Горус ласково потрепал по щеке своего воспитанника.
- Не бойся. Если и выпьет, тем лучше. Раненсет пожал плечами.
- Да как скажешь, учитель...

После завтрака - фруктовый чай, ломоть серого какого-то хлеба, пчелиный
мед и сильно пахнущее овечье масло - Павла Савельева вновь повели в город.
Шелученко так и не притронулся к еде. Он съежился в уголке клетки в
комочек, поглядывая воспалившимися глазами на великолепный город-театр. На
плоских крышах хозяйничали женщины, развешивали белье, выбивали матрасы.
Играли во дворах дети. Их звонкие голоса порхали в воздухе, ударяясь о днища
клеток, о гигантские стены храма, нависшие над городом. На улицах
пульсировала жизнь, маленькие бычки тащили телеги. Торговцы бойко
расхваливали свой товар. И никто не глянет наверх, на висящих между небом и
землей чужаков.
Неподалеку что-то строили. Терпеливо творили новую часть храма. Как во
времена фараонов ловко обходились с огромными каменными плитами.
Надсмотрщики громко подгоняли блестевших от пота, задыхавшихся людей.
Ваня Ларин с огромным аппетитом уничтожал принесенный им завтрак.
- Прежде чем они принесут меня в жертву, - сообщил он Веронике,
облизывая запачканные медом пальцы, - я хоть наемся по-человечески...
- Так ты будешь оперировать? - взвизгнул Алик, увидев пришедших за