"Владимир Возовиков. Осенний жаворонок" - читать интересную книгу автора

стрельбище и тактическом поле учишь своих людей, да спрашивай себя почаще:
готов ли ты с ними сегодня, сейчас, к той самой проверке, строже которой не
бывает? Ведь если бы в огневом мешке за рекой Вислой их отряд смешался и
дрогнул, так решительно и дружно не поднялся в атаку под кинжальным огнем
фланговых пулеметов, находчивость командира не спасла бы, и одной братской
могилой, вероятно, стало бы больше на дорогах войны. Не простым числом пушек
и пулеметов и не простым умением стрелять там решалось дело. Драться за
победу до конца, когда враг даже намного сильнее тебя числом пушечных
стволов, в самом критическом положении помнить, что и у сильнейшего врага
найдется слабое место, искать и бить в это место - на такое способен лишь
командир и боец, которого хватит на десять атак подряд. На войне человек
мужал быстро - это правда. Но еще быстрее погибал слабый духом и обученный
на скорую руку. На той войне. Что же говорить о нынешнем времени?! А доброе
железо трудно куется, и в этой ковке сам кузнец набирает силы да искусства.
Вот столкнулся как-то Батурин с соседом своим, капитаном Полухиным. У
того дружок-сокурсник по училищу в академию поступил, и Полухин решил
доказать - тоже, мол, достоин. Что ж, престиж дело доброе, молодой человек
без хорошего честолюбия - тряпка, от него много не жди. Но ведь во что
ударился Полухин! Превратил батальон в штурмовой отряд, что ни контрольное
занятие или проверка - сплошные натаски, словно у плохого абитуриента,
пробивающегося в институт. Все планы побоку, лишь бы сегодня чем-нибудь
блеснуть. И окажись в подчинении его молодой ротный командир старший
лейтенант Шарунов-прямая противоположность комбату. По годам еще мальчишка,
но обстоятелен, нетороплив и на беду - упрям. У него своя методика, по ней
на месяцы вперед расписано, кто чему и к какому сроку научиться должен,
систематически закрепляя опыт, да чему соседа научить. Начались у него
трения с комбатом, а тот: "Отставить самодеятельность, делай, как я велю".
Шарунов занервничал, людей задергал, сам задергался, и пошли у него сплошные
перекосы. Значит, плох, рано выдвинули, убрать его с роты! Полухин так прямо
и заявил командиру полка на совещании офицеров. У Батурина тогда сердце
зашлось от возмущения. Что ж это выходит?! Коли мне человек не по нраву -
берите его себе, мне же дайте готовенького, да чтоб в моем вкусе. И так
легко, безоглядно ломать офицерскую судьбу молодому человеку, которому еще
служить да служить! И ведь неглупому, честному, старательному человеку, чья
вина только в том, что не сумел быстро перестроиться под начальника своего.
Еще обиднее было Батурину, что кое-кому тут увиделась повышенная
требовательность комбата Полухина. И тогда Батурин попросил слова, заявил:
"У меня в батальоне открывается вакансия. Отдайте Шарунова. Мне кажется, он
совсем не такой безответственный человек, как тут говорилось". Комполка в
ответ: "Не возражаю. Завтра будет приказ".
Полухин долго потом косился, при случае подначивал: дед-то, мол,
рационализаторов собирать начал, как бы не устроил в батальоне выставку
вновь изобретенных велосипедов. Оно, сказать по чести, кое в чем перемудрил
Шарунов, утяжелил свою методику, но было у него и здоровое зерно - так учить
солдата, чтобы он шел от урока к уроку, словно от боя к бою, и каждый новый
бой - потяжелее прежнего. Вместе подумали, заставили поломать головы и
других командиров - вылущили то зерно, и пошла рота Шарунова вперед,
уверенно пошла... Озером прозрачного света открылась поляна; по краям ее под
деревьями, подняв шпаги антенн, настороженно затаились боевые машины пехоты.
Подходя к штабному бронетранспортеру, Батурин почувствовал непорядок,