"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

по-прежнему: и тугой шелест пролетающих косяков, и плеск в черном заливе.
Вот она, северная утка! Где-нибудь за шестидесятой параллелью пали снега,
покрылись ледовой корой озера и реки, и началось великое переселение
крылатого царства в теплые страны. Лови, охотник, момент удачи - он короток.
Теперь бы луну поярче, но и весной и осенью пролетная птица чаще идет в
безлунные ночи. Ждать, терпеливо ждать рассвета, заставить себя уснуть, чтоб
ненароком не подшуметь отдыхающих птиц, и тогда, возможно, одна-другая
стайка задержится на дневку в ближних камышах.
Удивительно, но именно тревожащий душу посвист и шорох утиных крыльев
навеяли успокоение - глаза начали сладко слипаться.
...То ли сам я в забытьи бросил в костер новую горсть сучьев, то ли под
горкой углей вызрело пламя, но вдруг выросли передо мной длинные огненные
человечки, начав замысловатый дикарский танец. Потянуло низинным холодом из
лесных глубин, согнулись мучительно, едва не разрываясь в поклоне, огненные
люди, лес вздохнул, придвинулся ближе, темный и душный, словно сырая шуба.
Вмиг сгрудились испуганно красные человечки в костре, сплелись в одного,
большого. Он выпрямился, потускнел, оброс бородой дыма, шепеляво
прошелестел: "Да получит дающий! А что дал ты, охотник, лесам и водам взамен
взятого у них? Убитым тобою зверям и птицам нет дела до твоих рефлексий, а
за одного подстреленного волка природа расплатилась с тобой сполна. Может
быть, хватит трофеев?.. Как говорил раньше, и о душе подумать пора..."
И приснился мне остров посреди Обского моря...
Слышал я, будто остров тот нынче почти исчез - гулевые волны домывают
его песчаные берега. Но лет пять назад он еще горбатился над серо-зеленым
разливом воды, словно гигантский кит, выброшенный бурей на мель. Это хорошо
теперь известно - острова рукотворных морей часто гибнут под ударами волн, и
сами моря мелеют, растекаясь по степи - что блин по сковородке. Густою
щетиной покрывали тот остров сосны, частый березняк да осинник, и тихо,
уютно бывало в непогоду под пологом древесной шубы. На острове жили зайцы,
косули, тетерева и переселенцы из далекой Европы - серые куропатки. Вдали от
четверолапых хищников, за широкой полосой воды, они быстро множились, остров
был заказником и воспроизводственным участком, о чем предупреждали щиты на
всех его оконечностях.
Однажды мы причалили к нему с товарищем после неудавшейся утиной зорьки
и столь же неудачной попытки возместить молчание наших ружей за счет
спиннингов и подергушек - под крутоярами острова, на коряжистых глубинах,
обычно хорошо брал крупный окунь, но тут нам не повезло. Стоял октябрь, а мы
грелись на солнышке, попивая дымный чаек и поругивая безвременную теплынь: в
дурную-то погоду по этой поре северная утка валом валит, а тепло - так
посвиста крыльев не услышишь.
Внезапно у дальней оконечности острова захлопали выстрелы, и мы
насторожились. Утки?.. Тщетно оглядывали ясное небо - лишь стайки ворон
черной сеткой мелькали над далеким берегом водохранилища.
Потом выстрелы загремели ближе.
- Никак, отдыхающие по мишеням тешатся.
- Охламоны, - заворчал друг мой Захар.
- Нельзя же здесь стрелять. Мало им вывесок на каждом шагу - хоть кол
на голове теши!
Из чащи выпрыгнул молодой, еще не выцветший белячок, съежился комочком
под голой березкой, пугливо нацелил на нас уши.