"Владимир Возовиков. Эхо Непрядвы (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Посылай. Скоро твою казну я наполню вдвое. Всё!
Тохтамыш долго смотрел на полог, за которым скрылся рослый, не
по-татарски стройный Едигей, внук знаменитого мурзы Ногая и дочери
византийского императора Евфросинии. Скоро он примет наследство отца,
могучего тарханного князя, который на покое доживает дни в столице своей
Орды Сарайджуке, что стоит в низовьях Яика на скрещении важных торговых
путей. Это отец Едигея повелел своему огромному улусу, простершемуся на юге
от берегов Хвалынского моря* до берегов моря Хорезмийского, на севере - от
реки Камы до реки Туры, что за Каменным Поясом, называться по имени предка -
Ногайской ордой, и даже поделил свои владения на особые улусы. Пусть почудит
старик напоследок. Умрет - и снова на месте его "орды" будет простой улус, и
название ногайцев исчезнет. Но, приглядываясь к молодому мурзе Едигею,
Тохтамыш всякий раз испытывал смутную тревогу. С чего бы? - ведь Едигей
сразу признал Тохтамыша своим повелителем, поддержал его в борьбе с другими
заяицкими ханами. Такого бы в самый раз поставить первым ордынским темником:
храбр и расчетлив, тверд и рассудителен, что особенно ценно при остром уме.
Счастливое сочетание: ведь волевым людям обыкновенно не хватает ума, умным -
крепкой воли. Все это вместе обещало со временем родить выдающегося
военачальника и... пугало Тохтамыша. Он смотрел на Едигея, а виделся ему
золотоордынский темник Мамай, совсем непохожий обличьем на этого молодого
мурзу. Мамай тоже начинал другом ордынского хана, но чем это кончилось...**
(* Каспийское море. ** Через девятнадцать лет Едигей, ставший фактическим
правителем Орды, в битве на Ворскле разгромит объединенное литовско-польское
войско под командованием Витовта, при котором находился и Тохтамыш со своими
приближенными и нукерами. То было поражение не только грозного Витовта, но и
полное крушение Тохтамыша, изгнанного из Орды Тимуром и пытавшегося с
помощью великого литовского князя вернуть себе золотоордынский трон.)
Четыре тысячи воинов в походе, имея в обозе только вьючных лошадей и
верблюдов, движутся вдвое быстрее, чем двадцать тысяч. В полдень на
четвертые сутки дозоры подали сигнал тревоги. Хан приказал остановить отряд,
сам во главе нукеров въехал на ближний курган. Из-за горизонта навстречу шел
не то большой караван, не то военный отряд. Нукер-наблюдатель с глазами
каракала, уставясь вдаль, медленно заговорил:
- Вижу наших воинов, вижу чужих воинов в синих камзолах, вижу красную
мантию посла, вижу его белое знамя с черным крестом, вижу много навьюченных
конек.
"Фряги?.. Посол?.." Короткая усмешка раздвинула сухие губы великого
хана. Он молчал, молчали ближние мурзы, молчали нукеры. Знали: хан не любит,
когда плетут кружева слов, предсказывая события и предвосхищая дела, льстя,
похваляясь или оправдываясь, строя планы и замыслы. Приближенные помнили,
как у него сорвалось в гневе: "В Орде стали много болтать все - от ханов до
черных людей. Народ, который тратит силу на слова, становится ленивым и
пустым. Словами не восполнишь того, что должны делать руки".
Встречный отряд скоро повернул к кургану, где развевался ханский
бунчук. Подъехавшие всадники остановились перед цепью стражи. Невысокий
человек в мантии с нашитыми черными крестами на груди и спине поднялся на
курган, помел землю короткополой шляпой и, выпрямясь, заговорил по-татарски,
сильно коверкая слова:
- Лучшие люди Кафы, Сурожа и Корчева прислали меня поклониться тебе,
великий хан, нашими дарами, заверить в глубокой преданности и просить о