"Евгений Войскунский. Командировка" - читать интересную книгу автора

- Что ты, что ты, Геннадьич! - Лицо у Недбайлова перекосилось так, что
смотреть стало тошно. - Все будет нормально. Мои люди выйдут сразу после
пушечного выстрела, шиш.
- Да, да, - сказал Комаровский. - Моим курсантам одним не управиться.
Список большой.
- Поможем, Николай Ермолаич. А к утру ожидаю две роты внутренних войск.
Приедут на бэтээрах из Лобска, шиш.
- Приедут или не приедут, а с утра будет новая власть, - отрезал
Анциферов. - Первое заседание ревкома назначаю на восемь.
Уже и до ревкома дело дошло, подумал я. Ну и ну!
И мысленно вернулся к лодке, к корзинам с хурмой.
Что наша жизнь? Хурма! - подумал с веселой злостью.
- Ну, прочитал обращение, корреспондент? - спросил Сундушников. -
Что-то ты медленно...
- Прочел, - ответил я. - Складно составлено. Где у вас факс?
- Во, молодец, - одобрил тот. - Сразу за дело.
Меня повели в соседнюю комнату. Здесь работали несколько человек -
устанавливали, насколько я понял, аппаратуру телевидения и связи. Я набрал
номер редакционного факса. Уголком глаза видел: человек из охраны
Сундушникова стоит рядом. Плохо дело, подумал я. Раздался характерный
писк: Москва сообщала, что готова принять сообщение. Ничего не поделаешь,
придется передать воззвание как есть, без моего комментария.
Вдруг на площади, возле гостиницы, вспыхнула стрельба. Люди, работавшие
в комнате, ринулись к окну, и мой охранник тоже. Я тут же вынул из кармана
ручку, быстро приписал к тексту обращения: "Провокация!" и сунул листок в
щель факса. Он неторопливо уполз, а я встал и тоже подошел к окну. По
площади бежали вооруженные люди, а омоновцы, охранявшие вход в гостиницу,
палили по ним из автоматов. Вечер в Приморске, слабо и неверно освещенном
ущербной луной, начинался бурно. А что еще ожидало нас ночью!
Охранник препроводил меня в большую комнату. Я вошел в тот самый
момент, когда раскрылась дверь другой - третьей - комнаты "люкса" и из
нее, прикрывая зевок ладонью, шагнула в гостиную Настя.


Я нетвердо помнил, из какой провинциальной газеты взяли Настю
Перепелкину к нам в "Большую газету" - откуда-то с юга. Конечно, благодаря
ее бойкому перу. Была в ее статьях острота, ирония - качества, весьма
ценимые в журналистике. Она и сама была бойкая, острая на язык. Когда мы
познакомились, она вдруг разразилась смехом. И говорит: "Не обижайся. Ты
ужасно похож на Эдика Марголиса, был такой мальчик в классе, очень
славный, завзятый театрал. Он руководил школьной самодеятельностью. -
Настя изобразила, как Эдик это делал: вытянула шею и произнесла,
полузакрыв глаза: - "А-ия Хозе из опе-ы Бизе "Каймен". А тебя не Эдик
зовут?" "Нет, - говорю, - я Дмитрий". "Поразительное, - говорит, -
сходство. Такое же наивное выражение. Только ростом ты повыше". Чтобы
уменьшить сходство с этим Эдиком, я и отпустил усы. Перед зеркалом
тренировал лицо, свирепо хмурил брови.
Впоследствии, когда мы близко сошлись с Настей, она иногда
высказывалась весьма странно.
- Твердили, что двадцать первый век будет замечательным, героическим и