"Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. На перекрестках времени (Авт.сб. "Очень далекий Тартесс")" - читать интересную книгу автора

прошлой неделе уложили новый кабель, была уже засыпана, но еще не покрыта
асфальтом. Грунт, размокший от ночного дождя, мило прочавкал под колесами
автокара.
Вот он, СВП-7, наш белый красавец, наша гордость и божество. Много лет
мы бились над ним и много лет бились до нас - начиная с того момента,
когда Козюрин впервые высказал поразительную догадку о связи времени с
энергией. Сейчас нет времени рассказывать, но когда-нибудь, достигнув
пенсионного возраста, я напишу об этом двухтомные воспоминания, а Виктора,
который, конечно, станет академиком, попрошу написать к ним один том
комментариев.
Мы с Виктором поднялись по трапу в рубку СВП-7.
Каждый раз, как я попадал сюда, меня охватывало... не скажу
молитвенное, но какое-то торжественное ощущение... Нет, не могу выразить.
Должно быть, именно такую глубокую отрешенную тишину называли когда-то
музыкой сфер.
Но сегодня что-то тревожило меня. Я не мог понять, что именно, но,
помогая Виктору подсоединять блок к коробке автомата, я то и дело
оглядывался, прислушивался, и беспокойное ощущение нарастало, нарастало.
На полке возле пульта лежало несколько номеров журнала "Кибернетика
Времени-Пространства" и томик Жюля Верна - что, должно быть, Виктор бросил
здесь, он вечно оставлял свое чтиво где попало.
Заработал автомат, по экрану поползли зеленые звездочки, однако было
сразу видно, что совмещения не получится.
- Сдвиг систем, - сказал Виктор и почесал мизинцем лысину. - Проверь
собственное время синхронизатора.
Я направился в кормовую часть рубки, и вдруг до меня дошло. Ну конечно,
звучала высокая нота, кажется, верхнее си. Она дрожала на самом пределе
слышимости. Тончайшая, почти неуловимая ниточка звука...
Я подскочил к коробке автомата и щелкнул клавишей выключателя. Но звук
не прекратился. Виктор воззрился на меня.
- Что с тобой?
- Ты ничего не слышишь? - спросил я шепотом.
Должно быть, вид у меня был как у нашего институтского робота Менелая,
когда у него кончается питание и он застывает с поднятой ногой.
- Ничего я не слышу, - сердито сказал Виктор, - но вижу, что ты
переутомился. Возьми отпуск и поезжай на какое-нибудь побережье для
неврастеников.
Слух у меня абсолютный, в детстве я играл на виолончели, но, может, у
меня просто в ушах звенело? Знаете, ведь бывает такое: "В каком ухе
звенит?" - "В левом". - "Правильно!"
- Неужели не слышишь? - Я потащил Виктора в коридорчик, соединявший
рубку с грузовым отсеком. - А теперь?
Теперь, кажется, и он услышал. Он стоял с открытым ртом - видно, так он
лучше воспринимал звуковые колебания.
И тут я понял, в чем дело. Рукоятка кремальеры замка на овальной двери
грузового отсека была недовернута. Уж не знаю, на что резонировала
незатянутая длинная тяга, но звук исходил именно из замка. А может, он и
вправду улавливал музыку сфер, наш СВП-7? Сработали-то мы его своими
руками, но теперь он жил собственной жизнью, и кто его знает, какие
сюрпризы готовился нам преподнести. У меня даже мелькнула шальная мысль: