"Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. На перекрестках времени (Авт.сб. "Очень далекий Тартесс")" - читать интересную книгу автора

на площадке перед "стойлом" каток. Он усердно утюжил дымящийся асфальт.
Вот это оперативность!


Прошло два дня. Мы с Виктором стали нащупывать совмещения, которые
можно было не считать бредовыми. Виктор развил такой бешеный темп работы,
что воя никла опасность завихрений, и хронографисты прибежали к нам со
скандалом. Жан-Жак тоже заглянул в лабораторию и прочитал небольшую
нотацию, впрочем, одобрительно отозвавшись о полученных нами результатах.
- Иван Яковлевич, - сказал я, когда он собрался уходить, - а как с тем
делом? Ну, насчет кремальеры?
- А что, собственно, я должен вам сообщить? - Он холодно взглянул на
меня. - Директора я поставил в известность тогда же. А вас, в свою
очередь, прошу ставить меня в известность, когда вы работаете в СВП.
Не понравилось мне это. Вроде бы он намекал, что мы сами нашкодили и
что вообще нас нельзя оставлять без присмотра.
Ну ладно.
В четверг мы с Виктором убедились, что наши обнадеживающие результаты
гроша ломаного не стоят. Пора бы мне уже привыкнуть к разочарованиям и
неудачам на тернистом, как говорится, пути науки. Но каждый раз у меня
просто опускаются руки. Ничего не могу с собой поделать, переживаю. А
Виктор хоть бы хны.
- Превосходно, - сказал он, выхватывая у меня из пачки сигарету. - Еще
одна гипотеза исключена.
Мы покурили и вернулись в лабораторию. Работа что-то не клеилась, но я
все же занялся разблокированием хронодеклинатора. Возня с отверткой и
тестером всегда успокаивает мои нервы.
По четвергам Ленка обычно уезжала в город но библиотечным делам, так
что мы с Джимкой сами пообедали, а потом я вывел пса погулять. Был ранний
вечер, такой тихий, что я слышал, как дятел долбит сосну в Нащокинском
лесопарке, за два километра отсюда. Я мирно шел по тропинке и бормотал
нашу походную песню: "Выйду я с собачкой погуля-а-ти. Эх, да, эх, да в лес
зеленый ноброди-и-ти. Се-бя людям показати". Джимка носился как угорелый.
Подбегал ко мне, тыкался влажным носом в руку, и снова его темно-серое
тело мчалось среди берез, точно стрела, спущенная с тугой тетивы.
Так мы дошли до коттеджа, в котором жил Виктор. Джимка скромно уселся
на крыльце, а я вошел в комнату.
Виктор сидел за столом и делал дудочку из камышинки. Он даже не
оглянулся на меня.
- Пошли погуляем, старик, - сказал я.
Он сунул свою дурацкую свистульку в рот и извлек из нее печальный звук.
Затем скосил на меня карий глаз.
- Не та частотная характеристика, - сказал он и снова принялся ковырять
дудочку ножом.
- Пошли погуляем, - повторил я.
- Не хочу. Сейчас Шадрич придет играть в шахматы.
И тут же вошел Леня Шадрич, занимавший комнату в этом коттедже, по
соседству. Под мышкой у него была зажата книга.
Шахматы так шахматы. Мы поблицевали несколько партий на высадку,
вернее, Леня и я сменяли друг друга, а Виктор выигрывал подряд да еще