"Валерий Вотрин. Гермес" - читать интересную книгу авторамиска со свежей аппетитной зеленью, белые соленые грибы, кувшин вина и
вареная рыба. Он приступил было к трапезе, но в это время взгляд его наткнулся на рыбу. Результат был устрашающим: глаза его сузились, вены на лбу налились краснотой, правая рука сжалась в кулак, и он завопил, и голос его разнесся по всему плато вплоть до откликнувшихся эхом сводов ротонды, и Стол с подносом затрясся, и рыба грянулась оземь: - Рыба! Рыба! Еще в прошлый раз, негодяй, я говорил, чтобы здесь не было и духа рыбного, а ты снова ставишь ее передо мной! Ведь я ненавижу рыбу, я терпеть ее не могу во всех ее обличьях, будь то жареная, вареная, пареная, соленая, сушеная рыба или даже ее изображенье! Рыба исчезла. Мес, все еще кипящий от негодования, начал есть. Ел он, правда, с аппетитом, вкусно причмокивая и временами обозревая окрестности из-под густых бровей. Когда утки не стало, легонько постучал по столешнице, и на этот зов явился хозяин Стола, одноногий хитрый коротышка. - Садись, - сказал Мес, отпивая вина. Он заметно подобрел. - Никогда не подавай мне рыбы. Никогда. Ведь я ее ненавижу. - Прости, господин, - произнес хозяин. - Ты так давно не был у нас, что я уже начал забывать, что более тебе по вкусу. - Я ем все, - сказал Мес. - Все, кроме рыбы. - Все, кроме рыбы, - повторил хозяин. - Да, - сказал Мес. - Никаких новостей? - Все как всегда. День сменяется ночью. Вызревают плоды. Идет дождь. - Событий маловато, - сказал Мес. - Ну да ладно. Но не забудь: впредь - никакой рыбы. Шагая по горам, Мес засвистел. Дурное настроение как-то пропало после того, как блаженно потяжелело в желудке. Он никогда не любил своей привычной пищи, называя ее "дармовой жвачкой" и "проклятыми испарениями". Впереди его ждало любимое занятие, уже давно на горизонте его существования не появлялись тяжкие тучи - предвестники несчастья. Но все равно губы его дрожали, когда он свистел, и знакомый мотив не получался. В уклончивом ответе хозяина Стола что-то таилось. Он оглянулся назад: Стол исчез. Так оно и должно быть. Встает солнце и заходит солнце. Ветер приходит и уходит. Столы появляются, и исчезают Столы. Нет, так: время возникать Столам и время им испаряться. По чести сказать, не любил он эти непрошенные аллюзии, приходящие из незванного далека. По едва видимой тропинке он взобрался на ровный каменистый уступ. Солнце начало заходить, уже не такое жаркое и ярко-желтое, теперь оно напоминало своим цветом хорошо начищенную старую бронзу. Там, выше, все еще продолжалась гроза, но здесь, внизу, воздух был свеж и тих и нагрет предзакатными ласковыми лучами, и пахло чистым горячим камнем, и где-то рядом среди валунов пела какая-то пичуга, а солнце все садилось, садилось, оставляя голубое темнеющее небо на произвол неумолимой ночи. Мес вздохнул, повернулся и толкнул каменную дверь. Он вошел в небольшое, с низким потолком, помещение. Здесь, в сердце скал, было прохладно. Углы терялись во тьме. У стен на корточках сидели каменные изваяния с бесстрастными лицами. В помещении стлался, почти незаметный и неосязаемый, голубоватый слоистый дым, который медленно плыл, когда попадал в резкий луч из какой-нибудь наружной щели. |
|
|