"Станислав Востоков. Гук - снежный человек" - читать интересную книгу автора

глупость. Дядя, словно кинорежиссер, демонстрировал происходящее Виктору,
наслождаясь, тем что заранее знает все что будетдальше. Тут он повернулся к
террасе и его удовлетворенное выражение лица, превратилось в маску ужаса.
Виктор повернулся следом. На столе террасы, из-за которого уже улизнула
бабушка, голуби доедали остатки нетронутого бутерброда Филлиппа Филлиповича.
Промедлив еще мгновение, тот с воплем пронесся по коридору и с треском
врезался в застекленную дверь, отделяющую террасу от отального дома. Конечно
дядя, не глупый голубь, но не заметить большого стекла так легко! Побившись
о дверь, дядя лихорадочно задергал ручку и, наконец, с истошным воплем:
"Кы-ыш! ", вылетел на террасу. Но голуби уже скрылись в небе, унося с собой
кроме бутерброда еще чайник и банку с вареньем. Нет. Они, конечно глупы, но
не настолько, чтобы есть бутерброд всухомятку. В расстроенных чувствах дядя
стоял на террасе, обдуваемый свежим ветерком и постепено приходя к мысли,
что, может быть разница между ним и голубями не так уж велика, а если и есть
то не в его пользу. Голуби лишились всего линь крошек черствого хлеба, а он
прекрасного бутерброда, чайника прекрасного грузинского чая и отличного
клубничного варенья этого года. Но тут дядя опомнился, потряс головой,
выкидывая из нее все эти антинаучные мысли и собрав свое методичное мышление
в умственный кулак, сказал:
- Глупости, какие-то дурные голуби с их антинаучным поведением не могут
ничего доказать. Это случайность. И он полный решимости постоять за себя и
науку в целом начал приготовления к следующему эксперименту.
- Как известно, - сказал он Виктору, снимая свой лучший костюм- тройку
( ради научной истины не жалко ничего ), - ворны пугаются одного вида
человека и, в то же время, не способны отличить человека от чего-либо на
человека похожего. Это ли не убедительное доказательство их умственной
глупости. Уж с человеком-то такого никогда не случится!
- Оставшись в одной голубой рубашке с красными подтяжками и пижамных
брюках, он решительно напялил костюм-тройку на швабру и направился в сад.
Виктор еле поспевал за ним. Теперь это был уже не рядовой эксперемент. На
карту была поставлена честь всей науки. Дядя водрузил чучело в углу сада
заросшем подсолнухами, где обычно бандитствовали вороны, затем заставил
Виктора пригнуться и пригнувшись, вернулись в дом. Где-то тихо звучала
мелодия флейты.
- Идем в мою комнату, - почему-то шепотом сказал дядя. - Оттуда лучше
видно. Быстро открыв дверь он закричал, попятился и привалился к стене,
освободив обзор Виктору. В центре дядиной комнаты, в свете окна, стоял дядя,
во всяком случае так казалось с первого взгляда. Он был одет в
костюм-тройку, это было видно, но из-за падающего из за его спины света, кто
именно находится в костюме, разглядеть было решительно невозможно. Виктор
сделал несколько шагов вперед и сообразил, что это чучело, которое они
отнесли только что к подсолнухам. Постепенно Филлипп Филлиппович это тоже
понял. Когда он отдышался, медленно в сопровождении сочувственного взгляда
Виктора добрался до террасы. Ему требовалось, после такого сокрушительного
удара по научным позицияи человеку, как разумному существу вообще, многое
переосмыслить. Чай унесли голуби, так что дядю пришлось отпаивать шиповником
из термоса. Дядя долго сидел погруженный в свои мысли.
- Неужели вся наука не могла зафиксировать этого столько лет? -
бормотал он. - Нет это слишком очевидно! Такого не может быть! - вскричал
он. - Сегодня же вечером идем в лес На луг! Я докажу! Наука не могла этого