"Арсений Васильевич Ворожейкин. Солдаты неба " - читать интересную книгу автора

намерение Холина и приготовился к атаке. Этот-то от нас не уйдет!
Холин, опасаясь проскочить самолет противника и оказаться под его
пулеметом, резко уменьшил скорость, но сделал это с некоторым опозданием.
Японец получил превосходную позицию для атаки, и я не мог понять, почему он
не открыл огонь. Вероятно, не работало оружие. Под прикрытием Холина, не
соблюдая никакой предосторожности, - оружие врага молчит! - я стремительно
пошел в атаку. Японец, однако, выскользнул. Тогда перешел в нападение
Холин - результат был тот же. Ловко маневрируя, одинокий истребитель
вырвался в Маньчжурию и, прижимаясь к земле, мог уйти от нас.
"Вот недоучки, - подумал я, - вдвоем не можем сбить!"
Выбрав удобную позицию, я начал прицеливаться, по наложить оптическую
сетку прицела на маневрирующий самолет врага никак не удавалось. Страшно
досадуя, я со злостью нажал рычаг управления огнем, рассчитывая только на
авось. Увы! Предупрежденный об опасности трассой, японец стал маневрировать
с удвоенной энергией и изощренностыо.
Низко распластавшись над землей, японский летчик подобрал, видимо,
скорость, наивыгоднейшую для прекрасной горизонтальной маневренности своей
машины. Нет, нелегко приходилось ому, но вряд ли, конечно, этот искусный
истребитель мог так же хорошо понять, как я, разъяренный и взмокший, что его
спасает. Я почувствовал в эти горестные, унизительные для себя минуты, как
мало одного лишь пыла и задора, чтобы проучить наглеца, одержать верх, и что
умение вести меткий огонь по маневрирующей цели у меня начисто отсутствует.
Познать свой недостаток - тоже победа!
И вдруг - счастливый миг! - мне удалось схватить изворотливого японца в
перекрестие. Он словно замер в самом центре тонких белых нитей. Я нажал на
гашетки. Стрельбы не было. Я не взревел от злобы, нет: мне показалось, что я
постиг секрет своего удачного маневра и сумею его повторить. В волнующем
предчувствии близкого торжества я быстро перезарядил оружие и повторил
заход. Еще секунда. В решающее мгновение что-то толкнуло меня изнутри - это
опыт, крошечный боевой опыт, вынесенный из первых боев, спасительно заявил о
себе: оглянись! И я увидел: сверху на нас сыплются два звена вражеских
истребителей.
Я метнулся в сторону. В моей разом похолодевшей голове пронеслось:
зарвались!
Холин, заметивший опасность раньше меня, разворачивался навстречу
нападающим. Я немедленно последовал за ним, пробуя оружие; пушки и пулеметы
молчали: израсходовал весь боекомплект.
Воздушный бой подобен грозе, единой по своей природе и бесконечной в
формах проявления: он то бурно разразится и пронесется ураганом, оставляющим
после себя хаос; то, сверкнув коротким ослепительным ударом, отзовется по
небу затухающим эхом; то, начавшись в одной точке, расширится по сторонам,
рождая новые испепеляющие вспышки. Секундная растерянность - и ты повергнут.
Мы вдвоем вступили в бой против шести - другого выхода не было. В этой
обстановке нападение являлось все-таки лучшим средством самообороны, да и
вообще истребитель может обороняться только нападением.
Противник, изготовившийся к разящему удару сзади, вынужден был принять
защитную лобовую атаку. Этого оказалось достаточно, чтобы мы смогли немного
оторваться от шестерки, прижаться к земле и уходить в Монголию. Тут я увидел
не шесть, а семь вражеских самолетов, седьмой был японец, за которым мы
гнались. Почуяв помощь, он немедленно перешел от обороны к очень активному