"Андрей Воронин. Могила тамплиера ("Слепой" #35) " - читать интересную книгу автора

липкими пальцами, валялись в траве под кустами. На пологом травянистом
берегу был расстелен мятый номер "Экспресса" - тот самый, с нашумевшей
"научно-популярной" статьей Дубова. На газете лежали остатки небогатой
закуски - несколько кружков колбасы в ворохе снятых шкурок, поредевший,
жалкий пучок зеленого лука, парочка порезанных на дольки помидоров, хлеб и
четыре кривых, жухлых, совершенно несъедобных с виду огурца.
Вокруг в непринужденных позах раскинулись трое. Двое совсем недавно
отпраздновали свое восемнадцатилетие, окончательно утратив право называться
подростками. Сами они уже давно считали себя взрослыми, самостоятельными
людьми - "реальными пацанами", как у них это называлось, - а вот теперь с
ними согласились и окружающие, а заодно и государство, наконец-то
позволившее им на законных основаниях покупать в магазине спиртное и
сигареты. Правда, на тех же законных основаниях вместе с правом пить
портвейн "три семерки" и травиться "Примой" пацаны приобрели право защищать
интересы Родины в какой-нибудь Чечне или другом не менее веселом местечке, а
это право их, разумеется, не очень-то радовало. Они предпочитали оставаться
дома и продолжать исполнять роль ординарцев при Шлыке, который представлялся
им чуть ли не крестным отцом всей псковской братвы, до тех пор, пока судья
не припаяет каждому первый в их жизни срок.
Ввиду надвигающейся угрозы мобилизации разговор в этот вечер касался в
основном различных способов откосить от армии. Необходимой суммы ни у одного
из потенциальных защитников Родины в наличии не было, так что взятка - самый
простой и верный способ - не обсуждалась.
Шлык, которого все это касалось лишь постольку, поскольку ни о чем
другом его клевреты говорить все равно не могли, предлагал вместо армии
сесть в тюрьму. "Все равно сядете рано или поздно, - говорил он, - так чего
тянуть? Раньше сядешь - раньше выйдешь. Судимых в армию не берут, так какой
резон сначала два года оттрубить в сапогах, а потом еще два, а может, и
больше, на зоне чалиться? А то еще, чего доброго, башку снесут чечены эти
бешеные, даже зоны нюхнуть не успеете, людьми не станете..."
Сам Шлык в исправительно-трудовой колонии не был ни разу и, конечно же,
вовсе не думал, что только после отсидки человек получает законное право
называться человеком. Просто у него была такая манера шутить; видя, что его
собутыльники откровенно боятся армии, он нарочно подливал масла в огонь,
заставляя их мучиться и получая от этого удовольствие.
Правда, после второй бутылки портвейна его ординарцы немного
расхрабрились. Они уже галдели, размахивая руками и перебивая друг друга,
как целая стая чокнутых пингвинов на ледяном побережье Антарктики; один
кричал, что видал эту армию в гробу, в белых тапках, а другой громко уверял
Шлыка, что знает, как без посторонней помощи просто и безболезненно сломать
себе любую кость по собственному выбору.
- Знал я одного такого, - посмеиваясь и разливая вино по пластиковым
стаканчикам, заговорил Шлык, и его ординарцы почтительно умолкли. - Является
типа на медкомиссию и бакланит: у меня, мол, брюхо болит, да сильно, прямо
мочи нет. Посмотрели, пощупали - нет, не аппендицит. А он орет,
дотрагиваться до себя не дает и на желудок показывает - тут, мол, болит. Ну,
айболиты эти только крыльями машут: что за притча, ни хрена не понять!
Пацану в армию через неделю, а он тут мало-мало коньки не отбрасывает. Ну,
туда-сюда - что делать, повели на рентген. Просветили ему желудок, а там,
блин, дыра размером с десятикопеечную монету! В натуре, палец можно