"Андрей Воронин. Рукопись Платона ("Княжна Мария" #04) " - читать интересную книгу автора

была мне рада. Вы видите, во что я превратился... Но мне посчастливилось
встретить своего приятеля, капрала Армана. Оказалось, что ему повезло
больше, чем мне: этот негодяй сдался в плен казакам, невредимым вернулся
домой и снова открыл свою мясную лавку. При встрече этот боров меня даже не
узнал, хотя на мне до сих пор тот же мундир, в котором он пытался отправить
меня на тот свет. Да что там долго говорить! Один ловкий удар кинжалом, и
эта нантская свинья стала дохлой. Клянусь вам, святой отец, убивая на войне
неприятельских солдат, я никогда не испытывал такого удовольствия!
- Это грешно, - заметил иезуит, - ибо в писании сказано: "Мне отмщение,
и Я воздам".
- Да, да, - все более раздражаясь, пробормотал калека. - Еще там
сказано: "Не убий". Так ведь я же не спорю! Я грешен и, если угодно,
раскаиваюсь в своих грехах. Нельзя ли побыстрее, святой отец? За мной скоро
придут.
Иезуит встал и безотчетным движением проверил карман, в котором лежал
драгоценный клочок пергамента. Ему подумалось, что в эту камеру его привела
Божья воля: если бы не очень своевременная болезнь тюремного священника,
человека симпатичного во всех отношениях, но, увы, скверно образованного и
туго соображающего, святая католическая церковь могла бы пройти мимо одной
из величайших находок за всю историю христианства.
Святой отец мысленно одернул себя, прогнал неподобающие служителю
церкви суетные мысли о быстром продвижении по карьерной лестнице и,
молитвенно сложив перед собою руки, приступил к великому таинству отпущения
грехов преступнику, приговоренному к смертной казни.

Глава 2

Отец Евлампий, уже почти тридцать лет служивший настоятелем
Свято-Преображенского храма, что в селе Вязмитинове Смоленской губернии,
осадил перед парадным крыльцом княжеского дома заморенную лошаденку и с
трудом выбрался из двуколки, пыхтя и отдуваясь так, словно только что
самолично втащил свой экипаж на довольно крутую вязмитиновскую горку.
Одернув порыжелый от долгого ношения подрясник, батюшка поправил на
груди свою гордость - подаренный княжною Марией Андреевной тяжелый крест
литого золота, изукрашенный самоцветами, - расчесал пятерней жидковатую
пыльную бороду и, придав себе по возможности степенный вид, неторопливо
двинулся к крыльцу.
Отец Евлампий едва успел занести на первую ступеньку ногу в старательно
начищенном сапоге, как сверху навстречу ему ссыпался княжеский лакей Тимошка
и почтительно склонился, загородив тем не менее, дорогу. Отец Евлампий
благословил раба Божьего и двинулся было дальше, но задержался и спросил,
дома ли княжна.
В ответ ему было сказано, что их сиятельство изволят прогуливаться в
парке и раньше двух часов возвращаться не собирались. Отец Евлампий
недовольно пошевелил бородой, косясь на солнце. Дневное светило еще не
добралось до зенита; сие означало, что ждать отцу Евлампию придется не менее
двух часов, что в его планы никак не входило.
Несмотря на почтенный возраст, отец Евлампий обладал живым характером и
не мог подолгу сидеть без дела. Разумеется, привычки батюшки были княжеской
прислуге хорошо известны, и он мог скоротать время, сидя в холодке,