"Андрей Воронин. Ведьма черного озера" - читать интересную книгу автора

грязноватым бинтом, на столе лежала расстеленная карта, прижатая с одного
края пистолетом, а с другого - саблей в поцарапанных ножнах.
Гусар со смешной фамилией Синица прикрыл за собой дверь, отыскал
глазами говорившего и шагнул к нему, на ходу стаскивая с головы попону.
Поправив сбившийся кивер, он вытянулся во фрунт и попытался щелкнуть
каблуками. Увы, вместо звонкого щелчка и малинового звона шпор послышалось
отвратительное чавканье, произведенное налипшими на его сапоги полупудовыми
комьями глины.
- Позвольте доложить, ваше благородие! - гаркнул нимало не смущенный
этим обстоятельством Синица.
- Да тише, - проворчал полковник и махнул в его сторону рукой. - Что ж
ты орешь-то как оглашенный? Говори, что у вас там стряслось. Неужто француз
обратно на Москву пошел?
Эта незатейливая шутка вызвала на обветренном лице гусара кривую
усмешку.
- Куда ему, - сказал Синица и, повинуясь нетерпеливому жесту полкового
командира, подошел к нему поближе. - Осмелюсь доложить, ваше благородие,
разъезд перебежчика поймал. Лопочет чего-то по-своему - вроде командира
требует. Прикажете привести?
Полковник задумчиво подкрутил черный, густо перевитый сединой ус.
- Перебежчик? - переспросил он. - Француз?
- Никак нет, поляк. Вроде из статских, и оружия при нем никакого.
- Тогда какой он к дьяволу перебежчик? - изумился полковник. - Впрочем,
давай его сюда. Поглядим, что это за птица.
Гомон понемногу утих. Офицеры, уже более недели томившиеся от
вынужденного бездействия, с живым интересом обернулись в сторону двери,
откуда должен был появиться перебежчик. Синица толкнул дверь, выглянул на
улицу, махнул кому-то рукой и посторонился, пропуская в трактир невысокого,
насквозь промокшего человека в цивильном платье. Его высокие сапоги были
едва ли не доверху забрызганы грязью, полы серого сюртука разбухли, и с них
струйками стекала вода.
На голове вошедшего криво сидел серый шелковый цилиндр, который, судя
по некоторым признакам, по крайней мере дважды роняли в грязную лужу. Этот
головной убор выглядел настолько неуместно, что гитара в углу удивленно
тренькнула, а кто-то из офицеров, не удержавшись, громко фыркнул,
точь-в-точь как лошадь, в ноздрю которой попала соломинка. Полковник грозно
покосился в ту сторону, откуда раздался неприличный звук, и, привстав со
скамьи, жестом пригласил перебежчика подойти поближе.
Тот повиновался. Приблизившись к столу, за которым сидел полковник, он
снял свой цилиндр и, прижимая его к груди, принялся быстро говорить
по-польски. Полковник, знавший на этом наречии не более десятка слов и
умевший различать их только тогда, когда собеседник говорил медленно, с
расстановкой, послушав с минуту, остановил перебежчика нетерпеливым
движением ладони. Вытянув шею, он принялся вертеть головой, кого-то
высматривая. Угадав его желание, сидевшие за карточным столом офицеры тоже
начали озираться. "Огинский, - раздались голоса, - эй, поручик! Давай, брат,
сюда, без тебя не обойтись!"
Гитара в углу последний раз жалобно вздохнула. Послышался гулкий
деревянный звук, какой бывает, когда гитарная дека несильно ударяется обо
что-то твердое, и на середину обеденной залы вышел молодой человек, одетый