"Андрей Воронин. Отражение удара ("Инструктор ГРУ") " - читать интересную книгу автора

часов. Потом Пряхин различил цвет этого странного одеяния и понял, что его
напугала обыкновенная офицерская накидка, а в следующее мгновение полы
широкого плаща взметнулись, как крылья, в свете сорокаваттной лампочки
тускло блеснуло лезвие топора, и на прикрытую смешной клетчатой кепкой
голову пенсионера Пряхина обрушился страшный удар.
За первым ударом последовали второй и третий, и еще, и еще". Убийца
поднимал и опускал топор, как усердный дровосек, превращая труп Аполлона
Степановича в кровавое месиво - ненависть жаждала крови.
Наконец убийца устал. Он разогнулся, поправил сбившийся капюшон и
негромко произнес, обращаясь к изувеченному телу.
- Теперь можешь звать своих легашей, старый придурок.
Он повернулся и исчез там, откуда тянуло сырым и холодным ночным
сквозняком и запахом голубиного помета.
Забираясь на чердак, убийца услышал, как далеко внизу, на первом
этаже, негромко хлопнула дверь подъезда. Некоторое время он колебался, но
в конце концов решил, что на сегодня с него хватит: у милиционера
наверняка имелся пистолет, а ненависть молчала - она была сыта.

***

Шинкарев чиркнул спичкой и прикурил, сосредоточенно скосив глаза на
огонек. За спиной по жестяному карнизу окна монотонно барабанил дождь. На
кухне царил полумрак - осенние рассветы ленивы, особенно когда небо
затянуто тучами, - но Сергей Дмитриевич не торопился зажигать свет. Сидеть
в полутьме у себя на кухне и неторопливо курить, пуская дым в потолок,
было невыразимо приятно. В последний раз он сидел так больше десяти лет
назад, и вот теперь снова...
Сергей Дмитриевич курил, не скрываясь и не боясь упреков жены. Он был
достаточно умен для того, чтобы понимать: время его удовольствий на
исходе. Неважно, сколько еще это протянется: день, месяц или год. Вечно
так продолжаться не может, рано или поздно его поймают. Смертная казнь в
России как будто отменена, но то, что будет потом, жизнью тоже не назовешь.
Теперь он ни о чем не жалел. Бесполезно переживать по поводу того,
что ты не можешь изменить. Совесть его тоже не мучила: как можно терзаться
угрызениями совести из-за того, чего ты не помнишь? Не забыл, не вычеркнул
из памяти, а просто не помнишь. И никогда не помнил, потому что не видел.
Видел тот, другой...
На минуту ему даже стало жаль, что он ничего не помнит. Тот, другой,
наверняка получал удовольствие от своих ночных похождений. Он развлекался,
а расплачиваться придется Сергею Дмитриевичу. Немножко несправедливо, а? И
вообще, подумал Шинкарев, какие у меня удовольствия? Вот вчера, к примеру.
Что я, многого хотел? Всего-то навсего собрался переспать с законной
женой. И жена, что характерно, хотела того же... А что в итоге? "Извини,
Шинкарев, у меня началось." С чего бы это? Кончилось полторы недели назад,
и вдруг на тебе - началось... И спать легла в этой своей бронебойной
ночнушке, а не в его любимой, полупрозрачной...
Старенькие ходики на стене торопили: время не ждет. Жалко тратить
оставшиеся дни на то, чтобы получать втыки от начальства и самому давать
втыки подчиненным, но просто так работу не бросишь. И потом, день там или
год, но жить на что-то все равно надо. Вот эти самые сигареты тоже