"Андрей Воронин. Отражение удара ("Инструктор ГРУ") " - читать интересную книгу автора

внутри этой литеры, выпал, и теперь часы напоминали бессмысленно
ухмыляющуюся рожу идиота. "Да нет, - подумал Сергей Дмитриевич, машинально
набивая рот пищей, - почему же бессмысленно? Похоже, что как раз-таки со
смыслом. С намеком, можно сказать""
Не переставая жевать, он взял часы со стола и переложил на
подоконник: ему вдруг показалось, что покрытая мелкими бисеринками
конденсата стеклянная рожа вот-вот перестанет ухмыляться и начнет
говорить. Сергей Дмитриевич сильно подозревал, что ему вряд ли доставит
удовольствие то, что он может услышать.
- Ну, что ты носишься с ними, как курица с яйцом? - спросила жена. -
Жалко?
- Да нет, - старательно контролируя голос, ответил он. - Просто лежат
тут, как... Глаза мозолят.
Торопливо закончив завтрак, он оделся и вышел в прихожую. Жена
гремела посудой на кухне и что-то напевала вполголоса. Сергей Дмитриевич
открыл стенной шкаф.
Туфли стояли на своем обычном месте - внизу, на полочке для обуви.
Вчера он забыл их вычистить, но."
Вот именно, сказал он себе, - но!.. Вчера туфли были сухими, а
сегодня - пожалуйста! - хоть выжимай. И грязь на подошвах... Свежая, между
прочим, грязь."
Воровато покосившись в сторону кухни, он взял туфли и проскользнул в
ванную. Удалив грязь и песок, Сергей Дмитриевич немного потер щеткой без
особенной надежды на успех - туфли были такими мокрыми, словно в каждую из
них залили по ведру. Шинкарев поморщился: перспектива проходить целый день
в мокрой обуви не грела, а другой пары у него не было.
Не идти же на работу в зимних ботинках или, того смешнее, в
сандалетах!
Куртка тоже оказалась влажной. Натягивая на плечи холодную, тяжелую
кожу, Сергей Дмитриевич стиснул зубы с такой силой, что зазвенело в ушах.
Сейчас он напоминал себе заезженную клячу, которая уныло тащится
черепашьей скоростью, не реагируя на удары кнута, сыплющиеся на костлявый
хребет. Как и эта кляча, он мечтал лишь об одном: чтобы все это поскорее
как-нибудь кончилось. Хоть копыта откинуть, лишь бы перестали молотить. Он
вдруг вспомнил беззаботные студенческие времена, шумные развеселые
попойки, прогулки над Москвой-рекой и то, как они с Аллой впервые
целовались на корме речного трамвая. Воспоминания были тусклыми, как
старые фотографии, и такими же нереальными, как приключения героев
прочитанной в детстве повести, словно юность привиделась во сне. Теперь
казалось, что это было всегда: черные провалы ночей и мучительные утренние
пробуждения, когда постепенно приходишь в себя и подолгу боишься открыть
глаза, потому что впереди наверняка ожидают омерзительные открытия...
Вот утренние открытия помнились на удивление живо. Сергей Дмитриевич
мог, не сходя с места, перечислить их все до единого в строгом
хронологическом порядке, начиная с порезанных пальцев и лезвий в кармане и
до разбитых часов и мокрой одежды. Впрочем, решил он, насчет сегодняшней
ночи еще надо разобраться. Вполне могло быть, что он промок, провожая
кого-нибудь из гостей, и часы разбились тогда же. В конце концов, он выпил
и мог упасть в лужу. Это, конечно, неприятно, но не смертельно.
- Мать, - позвал он, стараясь говорить как можно более непринужденно.